Читать «Книгоедство» онлайн - страница 207

Александр Етоев

Писарев Д.

Наконец-то я добрался до Писарева. Давно хотел, да все как-то не выпадало случая. Теперь выпал.

Больше всего у Писарева мне нравится его максималистский задор. Этим он перекликается с Маяковским, бросавшим Пушкина с ладьи современности в набежавшую волну революции. Правда, после Маяковский остыл, даже протянул руку покойному дворянину Пушкину (не поменявшему «д» на «т») и пригласил его писать агитки для окон РОСТа. Возможно, Писарев так же остыл бы, но вот только ранняя смерть (в двадцать восемь лет) не дала этого сделать.

Призывая себе на помощь дикого тунгуза и друга степей – калмыка, Пушкин поступает очень расчетливо и благоразумно, потому что легко может случиться, что более развитые племена российской империи, именно финн и гордый внук славян, в самом непродолжительном времени жестоко обманут честолюбивые и несбыточные надежды искусного версификатора, самовольно надевшего себе на голову венец бессмертия, на который он не имеет никакого законного права.

Это из статьи Писарева про пушкинское стихотворение «Памятник». Согласитесь, ни на грамм конформизма! Между прочим, венец бессмертия Писарев заслужил именно за свои героические попытки сорвать аналогичный венец с Пушкина.

В другом месте Писарев также называет поэта версификатором, на этот раз «легкомысленным, опутанным мелкими предрассудками, погруженным в созерцание мелких личных ощущений и совершенно неспособным анализировать и понимать великие общественные и философские вопросы нашего века».

Вот так – сперва под дых, а после – кулаком в рыло.

Недавно (весной этого, в котором пишу, 2006 года) на очередном писательском отчетно-перевыборном сборище в Доме журналистов (Невский пр., д. 70) один мой знакомый писатель увлеченно рассказывал о своем новом романе, который пишет. Роман этот о Фаддее Булгарине, о его истинном месте на олимпе русской литературы, которое исключительно из-за козней Пушкина бедному Фаддею не дали.

Так что, дорогие мои читатели, не перевелись еще Писаревы на этом свете. И пока они живы, стоит и стоять будет великая массовая культура, которую мы все лелеем и холим.

«Письма русского путешественника» Н. Карамзина

Об англичанах Карамзин пишет так:

Рост-биф, биф стекс есть их обыкновенная пища. От того густеет в них кровь; от того делаются они флегматиками, меланхоликами, несносными для самих себя, и не редко самоубийцами... это физическая причина их сплина...

(Карамзин, «Письма русского путешественника», письмо из Лондона, лето 1790, не датировано).

Теперь вы понимаете, откуда в стихотворном романе Пушкина и ростбиф окровавленный, и пресловутый онегинский сплин? Да-да, из этих самых «Писем» Карамзина, которыми зачитывались несколько поколений русских, как нынешние дяди и тети засматриваются детективными сериалами.