Читать «Книгоедство» онлайн - страница 173
Александр Етоев
Но больше всего мне нравятся в книге всякие, казалось бы, мелочи, но те мелочи, без которых жизнь великих людей превращается в сплошной монумент, изготовленный из цельного куска мрамора без единой трещинки и морщинки. Например, что Менделеев ел на обед. А ел, оказывается, Дмитрий Иванович мало и не требовал никакого разнообразия в пище. «Бульон, уха, рыба. Третьего, сладкого, почти никогда не ел. Иногда он придумывал что-нибудь свое: отварной рис с красным вином, ячневую кашу, поджаренные лепешки из риса и геркулеса». Но самое удивительное другое. Водку-то он изобрел, а сам при этом пил исключительно вино, причем тоже мало – стаканчик красного кавказского или бордо. Любимое же занятие Дмитрия Ивановича после обеда – чтобы ему читали вслух романы про индейцев, Рокамболя, Жюль Верна. Словом, если отбросить водку и периодическую систему, – такой же человек, как и мы.
О водке же в воспоминаниях Анны Ивановны, увы, ни полслова. Все Жомини да Жомини, как говаривал наш несравненный Денис Давыдов.
Мережковский был конкурентом Бунина в 1933 году по Нобелевскому лауреатству. Премию дали Бунину. Не очень повезло Мережковскому и с популярностью у потомков, то есть у нас сегодняшних. Среди современников он был знаменит более. Пара Гиппиус – Мережковский представляется мне неким литературным гермафродитом, я почему-то никак не могу представить Гиппиус отдельно от своего мужа, а Мережковского отдельно от Гиппиус.
На самом деле все, конечно, было не так. Не Мережковский был при Гиппиус, а она – при нем.
Вот как конструирует Андрей Белый отношения Мережковского с посетителями:
С ароматной сигарой в руке поднялся Д. С. Мережковский и недоумевающим, холодным взором посмотрел на посетителя... «Что, собственно, вам угодно? Вот я сейчас...» И быстрыми шагами уходит в комнату, где теплится камин. «Зина, ко мне пришел какой-то человек. Поговори с ним. Я с ним говорить не могу».
Далее Зинаида Николаевна искушает посетителя полетами философской мысли, выясняя тем самым, достоин ли человек общения с автором «Толстого и Достоевского» и «Христа и Антихриста». Если достоин, то его пригласят еще раз и еще.
Зинаида Гиппиус была ангелом-хранителем Мережковского. Она была с ним везде и всегда. В Петербурге на Литейном, где создавался «Петр и Алексей». В Париже, близ Etoile, где он обдумывал своего «Павла I». В эмиграции, снова в Париже, в дни преднобелевских и посленобелевских мучений, когда опять его обманула слава. Гиппиус воспела его славу посмертно, пережив мужа на несколько лет и оставив о нем богатые мемуары.
Перечитывая Мережковского сейчас, когда литературные бури былых времен помнятся нам только по мемуарам и сочинениям критиков, понимаешь, что вечность, о которой он писал в своих книгах и ради которой жил, много важнее сиюминутности, не рождающей ничего, кроме скуки и ощущения пустоты жизни.
«Мертвые души» не потому так испугали Россию и произвели такой шум внутри ее, чтобы они раскрыли какие-нибудь ее раны или внутренние болезни, и не потому также, чтобы представили потрясающие картины торжествующего зла и страждущей невинности. Ничуть не бывало. Герои мои вовсе не злодеи; прибавь я только одну добрую черту любому из них, читатель помирился бы с ними всеми. Но пошлость всего вместе испугала читателей.
