Читать «Драма советской философии. Эвальд Васильевич Ильенков (Книга — диалог)» онлайн - страница 40

Хочу подчеркнуть, что в моем понимании диалектический подход к проблеме состоит не в том, открываться или не открываться, а в том, чтобы снять совершенно порочный принцип, согласно которому открыться — это значит быть предельно похожими на… что — то и кого — то.

Что значит «открыться»? Каково содержание понятия? Перестроечный ответ состоит в том, что открыться — это значит создать структуру, максимально изоморфную той структуре, которая существует «там». У них «там» есть рынок свободного капитала, и у нас есть рынок свободного капитала. У них есть частная собственность, и у нас есть частная собственность. У них есть рынок вторичных ценных бумаг, и у нас есть рынок вторичных бумаг. Но у нас его, конечно, нет и не может быть! Что тогда делать? Обозначить наличие! Итак, место определенных сущностей начинают занимать видимости, фиктивные знаки чего — то. Целью становится получение максимального набора видимостей, построение фиктивных, условных, псевдознаковых (!) интерфейсов, основанных на псевдотождестве как псевдоусловии псевдооткрытости.

*

По большому счету, вне зависимости от того, насколько алчная часть Запада хочет, чтобы это все было так, ни философски, ни геополитически, ни глобалистски, ни нравственно Западу самому это не нужно. И это не было нужно. В чем гениальность В.Ленина? В том, что он понимал, что Москва и Нью — Йорк разные. Другое дело, как они ведут диалог. Но они разные. С того момента, когда они становятся одинаковы, одна из этих двух сторон должна быть уничтожена, и геополитическое равновесие должно рухнуть.

На этом строится закрытая часть «Рапальских соглашений». Признание общественной собственности на орудия и средства производства — что это такое? Это закрывание от Запада или это открывание ему? Отвечаю: это фактическое установление того, что существуют две разнопостроенные «биржи» — нью — йоркская и московская, что эти две биржи построены по принципиально разным законам. И только за счет того, что они качественно иные, «почти противоположные», они могут вести диалог.

Вопрос не в том, чтобы они были максимально тождественны! Как только они станут тождественны или уж тем более постараются обозначить себя в качестве таковых — диалог прекратится.

Есть известный одесский анекдот: «Если бы у моей тети были колеса, то была бы не тетя, а дилижанс». Так вот, если бы у политической «тети» — КПСС в качестве интеллектуальных колес были «мозговые центры», способные ставить и решать проблемы на этом уровне, то удалось бы сохранить страну и преодолеть стагнацию. Но тетины колеса смешали тождественность и открытость. Это была одновременно и роковая философская, и роковая политическая ошибка. В итоге мы отождествленно открылись, да еще и на уровне знаков и видимостей. Открылись — а нас сразу же стали закрывать. Нам сразу стали говорить: «Ребята, не становитесь как мы. Этого не надо! В мир — экономике нет этому места». Валлерстайн несколько работ опубликовал на эту тему. И главная идея всех этих работ одна. Это вопль, адресованный нам: «Не открывайтесь, мир — экономика этого не выдержит!» Как только мы стали похожи друг на друга, барьер между нами, эта бетонная стена отчуждения стала нарастать! С каждым сантиметром похожести стена утяжелялась на одну тонну.