Читать «Драма советской философии. Эвальд Васильевич Ильенков (Книга — диалог)» онлайн - страница 170

Тысячи судеб, тысячи жизней переплетаются в страшном узоре этой гигантской катастрофы… Трудно сказать, что я испытываю при виде всего этого…

Да, нет сейчас большего наказания и позора, чем быть немцем…

Но судьбы этих людей, такие, в отдельности взятые, трагичные, кажутся такими мизерными на фоне день и ночь бушующего на этой земле возмездия…

Дымные зарева над городом Д., пронизанные кометами «Катюши», вспышки чудовищных разрывов и гром, грохот, от которого глохнут уши…

Эта феерия настолько чудовищно — величественна, что человеком, способным на проявление чувств, себя ощущать перестаешь… Чувствуешь себя частью этой разгоревшейся стихии, и на все остальное смотришь с какой — то вне мировой точки зрения…

Сейчас, конечно, трудно осознать, и тем более описать толково все, что чувствуешь так непосредственно, но что — то вроде…

20.3.45.

Еду в свои «системы»… Вот одно только жаль — теперь писем от тебя не буду получать очень долго… Дней через пять пришлю новый адрес. Те, что ты послала на старый, мне перешлют.

Ну вот, Иринка, и все что сегодня могу написать. Точно еще о своей судьбе гадать не могу… Но, конечно, уж лучше, чем в «прощай — родине» — это так среди артиллеристов зовется та система, где я провоевал полгода…

25 марта 45.

Наступила здесь, в далекой — далекой от тебя земле, чудесная весенняя погодка… В лесу, где я два дня уже живу, дожидаясь назначения, так хорошо, что не хочется верить, что совсем рядом идет большущая битва, штурм большого города…

Солнце нагрело стволы деревьев, мох, толстый слой прошлогодней сухой листвы, и в лесу очень тепло. Я вчера пролежал часов пять, раскинув руки и глядя в небо… Оно такое голубое… И кажется, видишь в нем все, о чем мечтаешь… Солнце припекает ласково, и кажется что кто — то любящий склонился над тобой и убаюкивает, навевая красивые мечты и сны…

Временами в тихий шепот леса врываются шквалы артиллерийского огня, случайный снаряд прошуршит над деревьями и рванет где — то, и опять все тихо…

А сейчас, когда я сидел на пеньке, пролетела самая настоящая бабочка… Трудно поверить, какое это доставляет все наслаждение после зимы на переднем крае! Теперь только даешь себе отчет в том, что все — таки пришлось пережить за эти полгода. Когда жил так — ничего не замечал просто. Целым и невредимым остаться там, где я работал, было очень мудрено.

Ты бывала у отца моего? — Я ему довольно подробно описывал те сражения, где я был, правда, избегая упоминать о своей роли там, в этих боях, а писал будто бы наблюдал все это со стороны…

А доставалось мне крепко не раз и не два. Ты знаешь, м.б., что тот значок, что я носил до последних дней на левом рукаве, называют значком «смертников», а те игрушки, на которых я работал — «прощай — родина»? Для очень многих моих товарищей эти названия оказались справедливыми… А что я оказался одним из счастливцев — то, видно, суждено мне опять тебя увидеть… Но зато теперь работа у меня будет спокойней. На таких игрушках, почти в 3,5 раза больше, работать куда интересней — тут и математика, и графика нужны… Эти игрушки отец мой видал, когда навещал меня в 42–м году. Он поподробней тебе расскажет о них, чем я это могу в письме сделать…