Читать «Свадебный бунт» онлайн

Евгений Андреевич Салиас

Annotation

1705 год от Р.Х. Молодой царь Петр ведет войну, одевает бояр в европейскую одежду, бреет бороды, казнит стрельцов, повышает налоги, оделяет своих ставленников русскими землями… А в многолюдной, торговой, азиатской Астрахани все еще идет седмь тысящ двести тринадцатый год от сотворения мира, здесь уживаются православные и мусульмане, местные и заезжие купцы, здесь торгуют, промышляют, сплетничают, интригуют, влюбляются. Но когда разносится слух, что московские власти запрещают на семь лет церковные свадьбы, а всех девиц православных повелевают отдать за немцев поганых, Астрахань подымает бунт — диковинный, свадебный бунт.

Евгений Андреевич Салиас

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

X

XI

XII

XIII

XIII[3]

XIV

XV

XVI

XVII

XVIII

XIX

XX

XXI

XXII

XXIII

XXIV

XXV

XXVI

XXVII

XXVIII

XXIX

XXX

XXXI

XXXII

XXXIII

XXXIV

XXXV

XXXVI

XXXVII

XXXVIII

XXXIX

XL

XLI

XLII

XLIII

notes

1

2

3

4

5

Евгений Андреевич Салиас

Свадебный бунт

(1705 г.)

ИСТОРИЧЕСКIЙ РОМАНЪ.

I

Там, где пустыня соприкасается с морем, степные пески с морскими волнами, — стояли тихие и душистые дни мая месяца, и солнечный зной игом лег на окрестность…

Пустынная, голая, почти одичалая равнина горит в прямых лучах полдневного солнца и, прокаленная огнем, вся пышет и будто мерцает в блестках. Словно тяжелое горячее облако распласталось на земле и давит свинцовой пеленой всю окрестность. Все замерло, придавленное этим игом. Всякий куст и листок, малейшая травка, медленно прожигаемые солнечным полымем, уныло недвижны, каждый камень раскален насквозь…

Кой-где только мелкая тварь, букашки и козявки еле-еле движутся, тихо переползают камушек или листок, ищут не корма, а тени, прохлады, спасенья от небесного полымя. Южное солнце стоит среди голубого купола неба без единого облачка в выси и с белесовато-туманным мерцанием ближе к земле, которое кругом кольцом облегло весь горизонт, окаймляя желтовато-серую пустыню. Только в одной стороне кольцо прорвалось и небо будто сливается с землей. Здесь за серой пустыней началась другая равнина, однообразно белая, без единой отметины, ярко сияющая и чем дальше с глаз, то шире разверзающаяся, уходя в бесконечную даль…

Эта, равнина — море, тоже будто мертво уснувшее на безветрии, безлюдное, одичалое. Порою и часто просыпается оно, поднимается и злобно ревет, грозно опрокидываясь на свою соседку песчаную равнину.

Между сероватой, унылой степью без растительности и этой белой и блестящей равниной спящих вод, будто гранью между обеими, виднеется что-то темное, круглое… Будто муравьиная кучка иль будто чье гнездо! Да, почти то же… Только, глянув ближе, надо назвать иначе, — это людское гнездо.

Это город с домами и улицами, где копошатся большие муравьи — люди-человеки.

В самый полдень, в нескольких верстах от этого города, тащился верхом на изморенной лошаденке молодой парень, лет 25-ти, одетый опрятно, по рубахе и кафтану — простолюдин, по шапке — посадский человек горожанин, а не мужик. За поясом с насечками заткнут турецкий пистолет, а с боку висит большой кинжал, чуть не шашка. Оружие при нем — не по званию воина, а лишь примета, что он путник издалека.