Читать «Газета День Литературы # 85 (2004 9)» онлайн - страница 15

Они уже были психологически готовы к мощным и крупным социально-общественным потрясениям, готовы были поддержать большие перемены, но едва ли в силу своих революционных качеств и убеждений, а скорее — наоборот, как это ни парадоксально. Пассивное подчинение судьбе, даже самой блестящей, отмеченной премиями и наградами, становилось для них всё более в тягость, а для наиболее талантливых и деятельных, не умеющих подлаживаться под систему — и вовсе невыносимо.

Их настроения, пожалуй, улавливались иностранными коллегами. Возможно, поначалу они не были использованы именно в целях подрыва всей нашей системы. Но обоюдное сближение, "братание" представителей двух антагонистических систем явно поспособствовали этому. Не случайно Карчаев вспоминает: "В институте как пример идеологической войны против Советского Союза я запомнил слова госсекретаря президента Кеннеди: "Кофе и коктейли сделают свое дело".

Всё отчетливее виделось, что в Стране Советов "уродливый строй мыслей и форм жизни" и что он "все больше и быстрее дряхлел, разваливался и требовал незамедлительного и весьма решительного капительного ремонта". И мало кто в то время мог предположить, что если и начнется такой ремонт, то приобретет "совершенно чудовищную картину", и Советский Союз станет одной из "точек неблагополучия" на планете.

Умонастроения интеллигенции приблизили и ускорили переломные годы перемен. "Власть на подсознательном уровне сама стремилась к своему концу". Вместе с гласностью прошла негласная команда на самоликвидацию системы. Идеологические работники, люди с развитой интуицией, ощутили этот сигнал, он словно раздваивал их. Возможность пользоваться благами западной цивилизации успокаивала, побуждала легко принимать чуждую, но привлекательную западную идеологическую и культурную упаковку…

Горбачевскую говорильню Римма с Карчаевым сразу приняли с неприязнью. Римма безапелляционно называет Горбачева "предателем, лицемером", "болтуном, балаболом, бабьим подкаблучником". Карчаев ерничает: "Кретинизм как высшая и последняя стадия перестройки отдельно взятого общества".

"Процесс пошел", выражаясь по-горбачевски,— и началась цепная реакция распада общественного сознания, расщепления атомов не только прежней социалистической нравственности, но и элементарной человеческой морали. Сюжет романа и выстраивается в соответствии с временем: поначалу влекущим, заманивающим в западню (не только в западную, но и в свою собственную — то ли в сознательной измене себе, своему строю, своей среде, стране, то ли в устремлении на авось).

Всё, как в игре в рулетку, из русской трансформирующейся в более цивилизованную с виду. "Теперь по всей когорте был нанесен сокрушительный удар" — по всем влиятельным институтам: ЦК, Политбюро, КГБ, МИД, Госплану и т. д. "Самое смешное, что и они тоже сделали всё для подготовки этого безжалостного и неожиданного удара".