Читать «Снег к добру» онлайн - страница 170

Галина Николаевна Щербакова

– Ну, ну, дядя Леша! – подзадоривал Женька.– Развивай крамолу!

– Какая крамола? Какая? – кипел Крупеня.– Я глубоко уважаю человека, личность, и оставляю за ним право ставить точку тогда, когда он сам посчитает нужным.

– Тебе дана жизнь,– твердо сказал Василий Акимович,– и ты обязан ее прожить.

– Почему обязан? – закричал Крупеня.– А если я исчерпал себя? Если нет цели, во имя которой стоит жить, и нет человека, которому ты нужен?

Женщины прибежали из кухни. Вид у обеих был перепуганный. Вера ждала чего угодно, но только не таких разговоров. С чего это он вдруг? У него плохо последнее время в редакции, а отними у него работу… страшно подумать… Наде же показалось, что Василий спорить не мастак и, не дай бог, последнее слово останется за Крупеней. Слово-то какое! А она еще секунду тому считала его оптимистом. Сплошное упадочничество! Спектакль будто специально для Женькиного извращенного ума. Она сердито посмотрела на сына – доволен небось? Женька задумчиво жевал соломку для коктейля. Идиотская манера всегда что-то жевать, теперь по всей квартире будут валяться клочья. Она взяла стакан с соломкой и понесла на кухню. Конкретная эта задача увела ее мысли в сторону. Не было ничего важнее стремления предотвращать беспорядок. Ее жизненная сверхмиссия! То, что ей никогда не изменит.

– Нет,– сказал Женька.– Ты не прав, дядя Леша! Что значит – исчерпал себя? Что значит – нет цели? Мир и личность многообразны. Пришел в тупик в одном – ищи себя в другом. В этом истинная мужественность – искать новые пути, новые силы и в себе и вокруг.

– Ну, а ежели нет сил? – упорствовал Крупеня.

– Надо переждать. Залечь. Окопаться. Отдышаться. Переключиться. Мало ли что? На это нужна бездна мужества, гораздо больше, чем раз-раз – и в покойники…

– Но это решает человек сам. То ему надо или это? Есть у него такое право решать?

– Так ведь я не о праве,– сказал Женька.– Право, оно, конечно, есть… Но ты сказал, что это лучшее, что дано человеку.

– Не я,– ответил Крупеня.– Какой-то грек. Конечно, лучше – жить! После больницы это особенно ощущаешь. Просто дышать, ходить, хлебать щи, читать газету – очень это все, граждане, вкусно!

– Значит, я прав! – сказал Василий Акимович.– И чего ты на меня накинулся? Раз родился – живи!

И так это у него получилось мрачно и безысходно, что ничего не осталось, как перевести все в шутку. Вера сказала:

– Одна на свете есть уважительная причина печалиться – несчастная любовь. Но вы-то, мужики, давно из этого возраста вышли. А Женечке, я думаю, ничего подобное не грозит.

– Было, было у Васи! – сказал вдруг дед.– Мы ему говорили: брось! Не стоит она!

Надя застучала ножами, приглашая к столу. Просто невозможный устроила стук, ножом об нож, ножом по тарелке, даже ножом по хрустальной рюмочке – только бы замолчали. Нашли тему, нашли что вспомнить!

А Василий Акимович закаменел в своем кресле. Вдруг сейчас, через столько лет, после этого глупого спора с Алексеем пришло сознание: вел себя тогда как дурак. Надо было приехать и увезти Полину от этого чертова вдовца! Если надо – побить ее надо было, убить его, но не отдать! Драться за нее как зверь. Какая же он был тряпка! Обиделся. Оскорбился. Не было – сейчас мысли, что ничего бы не помогло, что Полину силком не удержишь. Не было этой мысли. Было отчаяние за тогдашнее безволие и сознание, что вся жизнь потом была продолжением этого начавшегося тогда безволия.