Читать «Всё равно я люблю. Стихи» онлайн - страница 2

Вадим Ковда

как мы сожгли Москву в 1812 году.

Не обороняют города до полного самозабвенья,

как мы обороняли Ленинград.

Наполеон брал целёхоньким Берлин,

Гитлер брал целёхоньким Париж…

Как это гуманно и как удобно!

В старинной обжитой Европе,

исполненной благородных традиций,

не ездят по таким дорогам, как у нас, —

там они считаются непроходимыми…

И столько стихов не читают,

столько спиртного не пьют,

по родине так не скучают,

песен таких не поют…

1982

* * *

Два часа пополудни, а вечер.

Мгла. Огни сухогруза видны.

Снег, да брызги, да воющий ветер,

да размытое око луны.

Рядом остров — маяк за дорогой,

лысый берег, скупое жильё…

Острый нож красоты этой строгой

проникает под сердце моё.

Я смотрю: что ж, и это Россия,

где полгода полярная тьма.

Всё равно — здесь настолько красиво,

что от этого сходишь с ума.

Я под снегом стою перекрестным

и придавлен, как будто бедой,

этим Севером, диким и честным,

беспощадной его красотой.

Похороны Твардовского

Этот день был скуден и не долог.

Тусклый свет витал над головой.

Я запомнил запах свежих ёлок,

монастырь огромный, снеговой.

Этот день, наверное, обыден

у природы вечной на кругу.

Был покойник так и не увиден

за толпой, сомкнувшейся в снегу.

Но открылось странное явленье

(я принять такое не готов):

я читал тоску и потрясенье

даже по глазам его врагов.

И слеза особенного рода

мир разъяла — несколько минут

забивали гвозди в крышку гроба.

Это был единственный салют.

Бухали и вскрикивали доски,

отдаваясь в сердце и в мозгу.

И, казалось, Александр Твардовский

всё сопротивлялся молотку.

А потом мелькнули, поразили

и исчезли в мареве Москвы

скорбный профиль совести России

и седины маленькой вдовы.

Стихи мастера

И. Б

Слова летят, обильны, как листва.

Но нет ствола, ветвей, корней предмета.

Тут может быть избыток мастерства,

но нет тепла и щедрости поэта.

И, может, стоит время поберечь

и не вникать в повадочку уродца.

Сей серый сумрак может и увлечь,

но никогда душа не отзовётся.

Нет Бога — и не будет ничего.

Нет отклика — холодная пустыня.

Лишь цепкий ум, да злое мастерство,

да едкая бесовская гордыня.

* * *

Я стою и смотрю в эти блёклые дали:

три коровы, коза, травяной бережок.

Дальше горстка домов. Средь вселенской печали

это место Господь всё ещё бережёт.

Прохожу через лес, через поле и речку…

Словно стайка гусей, стайка храмов встаёт.

А кругом гомонит суматошно-беспечный,

нежно окающий полупьяный народ.

Мутно смотрит в глаза, голубо или сине.