Читать «Профессиональная интуиция» онлайн - страница 7

— Горшенин на первоначальном этапе — основной объект оперативной разработки. Начни с него, а уж затем двигайся дальше. Вопросы есть?

— Сейчас будут, — пообещала я, развязывая потрепанные на концах тесемки.

Сверху лежал объемистый конверт с фотографиями. Я быстро просмотрела снимки: богатырского телосложения, но уже начинающий полнеть мужчина лет сорока с тростью в правой руке выходит из подъезда многоэтажного дома; он же, переложив трость в левую руку, правой открывает дверцу «БМВ»; он же, также с тростью, но уже зажатой под мышкой, — у коммерческого ларька, в руках держит пластиковую бутылку с минералкой и внимательно слушает коротко стриженного крепыша, по виду спортсмена; он же — выходящий из дверей ангара (снимок, по всей видимости, сделан с большого расстояния).

Я ткнула пальцем в ангар:

— Что за объект?

— А это и есть Центр военно-прикладной подготовки, — усмехнувшись, пояснил Гром. — Точнее, одно из помещений на арендованной центром территории. Ранее принадлежала военным, теперь выкуплена крупной корпорацией.

— Не слабо, — качнула я головой. — А спорткомплекс «Богатырь»?

Гром кивнул:

— Их же. С корпорацией связан не напрямую, но считается фактически принадлежащим ей. Все легально.

— Ясно. Горшенин был ранен?

— Был. Даже дважды, — Гром снова усмехнулся. — Первое ранение получил в Чечне, в связи с чем после излечения и покинул армию. Покинул, заметь, добровольно. Ранение было довольно серьезное — задето легкое. Но службу, по заключению медиков, Горшенин мог продолжать беспрепятственно. А вот поди ж ты — предпочел уволиться, не дослужив до пенсии по выслуге лет совсем немного. Если ты о тросточке, так это последствия ранения в ногу. После увольнения из армии Горшенин немного поболтался по стране, вернулся в родной город, быстро восстановил старые связи и пристроился инструктором в тире. Через три месяца сынок одной городской шишки прострелил ему голень. Дело замяли, но Горшенина уволили «по собственному желанию», предварительно, правда, щедро оплатив лечение. Спустя еще полгода Горшенин попал в «Богатырь».

— Любопытная биография, — пробормотала я.

— Ничего не напоминает? — полюбопытствовал Гром. — По-моему, прослеживается что-то общее с судьбой Нины Сергеевны Тимофеевой, ты не находишь?

В шкуре Нины Тимофеевой, отставного прапорщика Российской армии, я проходила без малого три недели и с облегчением избавилась от этой любвеобильной и взбалмошной особы лишь несколько дней назад. При одном упоминании об этой истеричке, смысл жизни которой заключался в получении сомнительных удовольствий, у меня начинало ломить затылок.

По легенде, медицинская сестра Тимофеева имела чудовищный характер, любила выпить и норовила затащить в постель любое существо, хотя бы отдаленно похожее на мужчину. Единственно, чего она терпеть не могла и чего никогда не позволяла, так это когда кто-то пытался ею откровенно воспользоваться. В любом смысле.

Из рядов Вооруженных сил медсестра была уволена после серьезного скандала. Интересы дела требовали, чтобы мое поведение полностью, в крайнем случае почти полностью, соответствовало характеру этой особы. Три недели я лавировала и изворачивалась как могла, потому что соответствовать полностью оказалась не в силах. Одной из ужасных сторон личности медсестры было ярко выраженное отсутствие интеллекта и ограниченный словарный запас. Весь спектр чувств и эмоций эта дама умудрялась выражать не очень понятным с точки зрения языкознания словом «е-мое», которое произносилось на все лады чаще, чем все остальные слова, вместе взятые.