Читать «Творения древних отцов–подвижников» онлайн - страница 391

Алексей Иванович Сидоров

959

Св. Григорий Двоеслов замечает, что как всякая добродетель издает благоухание (см.: 2 Кор. 2, 14), так и от порока исходит зловоние (/efor ay oifio). Поскольку же всякое зло порождается сребролюбием (жадностью, любостяжанием), то «дом сребролюбия строится на зловонии» (^omMs aoarifiae in /efore con-sfmafMf). И если «корень всех зол есть сребролюбие (cMpMfas)», то тот, кто находится под властью этого греха, есть и раб (sM^ieciMs) всех остальных зол (см.: Gregoire /e Gran^. Morales sur Job. Troisieme partie (Livres XI-XVI). T. I / Ed. par A. Bogognano // Sources chretiennes. № 212. Paris.1974. P. 420–422; Т. II // Sources chretiennes. № 221. Paris, 1975. Р. 46).

960

Предполагается, что злословие (χαταλαλία) является даже более тяжким грехом, чем нарушение некоторых монашеских обетов, ибо оно преступает через вторую заповедь Божию — заповедь любви к ближнему. Обычно этот грех влечет за собой и другие, а поэтому преп. Исаак Сирин говорит, что хранящий свои уста от злословия «блюдет сердце от [многих] страстей» (φυλάττεί τ^ν χαρδίαν αΰτοΰ ах των παθών). Такой христианин во всякий час созерцает Господа, заставляет бесов бежать от него и искореняет в себе семя зла (см.: ΤΟΥ ΟΣΙΟΥ ΠΑΤΡΟΣ ΗΜΩΝ ΙΣΑΑΚ… ΤΑ ΕΥΡΕΘΕΝΤΑ ΑΣΚΗΤΙΚΑ. Σ. 176). В «Житии св. Син–клитикии» данный грех тесно увязывается в первую очередь с памятозлобием, ибо здесь говорится: «Следует блюсти себя от памятозлобия (άπό μνησίχαχίας), ибо за ним следует много ужасных грехов — зависть, печаль, злословие» (ΑΘΑΝΑΣΙΟΥ ΑΛΕΞΑΝΔΡΕΙΑΣ ΤΟΥ ΜΕΓΑΛΟΥ ΑΠΑΝΤΑ ΤΑ ΕΡΓΑ, 11. Σ. 310).

961

Образ меда (см. также выше примеч. 82, с. 715) здесь, скорее всего, подразумевает ведение Бога. Ср. у Ева–грия: Творения аввы Евагрия. С. 133, 304 (примеч. 60). В схожем смысле высказывается и Ориген, толкуя Пс. 118, 103; эти строки, по его мнению, описывают «внутреннее расположение святого» (τοΰ άγ<ου δίάθεσίν), вкушающего сладость [духовную] при приближении к Слову Божиему и от этого преисполняющегося радостью (см.: La chaine palestinienne sur le Psaume 118. T. I. P 354). Что же касается образа молока, то Климент Александрийский понимает слова апостола Павла в 1 Кор. 3, 2 (Я пмжал еае жлекож) в смысле насыщения «духовной пищей» (ή τροφή πνευματίχή), даваемой человеку при «возрождении», то есть после крещения; этим «млеком» напитывает нас Само Слово Божие (Логос), Которым мы искуплены (см.: С/еженз ^/eляиЫг^имз. Protrepticus und Paedagogus. S. 119). Примерно в том же духе понимает образ меда и Ориген, который понимает под «млеком» пищу тех, которые еще суть младенцы во Христе (см.: CroMze/ R. Origen. Edinburgh, 1989. P. 128). Следует отметить, что в Древней Церкви существовал обычай, по которому новокрещеным давалось молоко, смешанное с медом. Этот обычай нашел отражение в «Апостольском предании», приписываемом св. Ипполиту Римскому. Согласно данному памятнику, такая смесь (/ас et me/ mixta) символизирует вступление новокрещеного в «землю обетованную»; она также есть «плоть Христова» ^aro CAristi), Которую Он дал нам в пищу, как младенцам (см.: Rippo/yte ^e. Rome. La tradition apostolique / Ed. par B. Botte // Sources chretiennes. № 11 Ais. Paris, 1968. P. 92). Очень возможно, что этот «литургический контекст» определяет до некоторой степени и развитие мысли Иперехия, а поэтому хлеб и вино у него в данной главе также имеют глубокий символический смысл. Впрочем, следует отметить, что сочетание «молоко и мед» в святоотеческой письменности обозначало и вершины богомыслия или созерцания, делающиеся доступными подвижнику путем подвигов и трудов, когда обретается бесстрастие. Так, согласно преп. Григорию Синаиту, «земля обетованная есть бесстрастме, исполненная как медом и млеком — духовным веселием» (см.: А. Л. Из истории юго–славянского монашества XIV столетия // Душеполезное чтение. 1871. Ч. I. С. 362).