Читать «Звёзды под дождем» онлайн - страница 331

— И не надо, — вдруг успокоившись, заявила Маргарита. — Журавин просто болен, оставим его. Вероника Григорьевна, вы говорили, что Валохин знает роль принца не хуже Журавина, верно? Вот и пусть играет. А без шута можно обойтись. Как вы считаете?

— Как хотите, — издалека сказала Вероника Григорьевна.

— Вот и прекрасно! Валохин, переодевайся!.. Или, может быть, Журавин не даст свой костюм?

— Да нет, пусть берет… — растерянно сказал Журка. И добавил пренебрежительно: — Пожалуйста. Если хочет…

Он посмотрел на Горьку мокрыми презрительными глазами… и сразу подавился стыдом, как горячей кашей. "Ты что? — взглядом спрашивал его Горька. — Ты забыл? Забыл, как вечерами читали книги о плаваниях и бурях? Как я учил тебя летать на веревке? Как ты бежал за моим отцом и кричал, что я не виноват? Как мы там, на баррикаде из ящиков, стояли плечом к плечу… Думаешь, ты один такой гордый, а остальные — тьфу!"

"Горька, я…"

"Ладно, подожди…"

Горька сложил на груди тонкие клетчатые руки и сказал со спокойным удивлением:

— Надо же… А меня и не спросили.

— А тебя и не спросят, — с угрожающей ласковостью разъяснила Маргарита. — Ты будешь делать, что скажут. Иначе живенько сообщим отцу, а он впишет тебе, что положено…

Журка повернулся к ней так, что отлетела шпора.

— Вы что… — с тихой яростью сказал он. — Вы…

Но Горька перебил его. Он ответил негромко и чуть лениво:

— Не впишет. Он от нас ушел.

"Правда?" — с удивлением и тревогой взглянул на него Журка.

"Правда".

Так вот почему Горька был в эти дни такой… Пришелся и по нему злой удар. А может, и не удар? Может, это лучше? Ведь Горька жил при отце в постоянном страхе… Но почему в страхе? Откуда берутся такие отцы? Как ни поверни — все равно горе.

И никакая машина не поможет, дурак он был, Журка. Думал: тысячи спутников над всей Землей, лучи, волны, пульты с миллионами сигнальных огоньков! Нажал кнопку — и отвел чье-то горе. А как отведешь, если горе делают сами люди? Если кому-то в радость чья-то боль? Если одни смеются, когда другие плачут? Тут все пульты задымят сгоревшими предохранителями, полопаются все сигнальные лампочки и спутники посыплются, как битые елочные игрушки…

— …Журавин, ты слышишь?

— Что?

— В последний раз тебя спрашивают: ты всерьез намерен сорвать телезапись?

…И опять лица, лица. Трясутся налитые помидорным соком щеки Маргариты. Блестят очки Аллы Геннадьевны. Рот Виктора Борисовича то сжимается в крошечную розочку, то превращается в черную дыру. Криво изгибаются нарисованные губы Эммы Львовны Кергелен. Гневно возносятся на лоб тонкие брови Нины Семеновны.

— Журавин!..

— Журавин!..

— Журавин!..

То крик, то опять спокойные и убедительные слова. Такие правильные! Ведь в самом деле срывается передача, простаивает съемочная техника, обижена Вероника Григорьевна, чуть не плачет Лида Синявина — ей так хотелось увидеть себя на экране! И все из-за него, из-за Журки…

— Журавин, как ты не можешь понять…

Он может. Он все понимает. Под лавиной справедливых слов, под их громадной взрослой правотой сжимается в крошечный комок его собственная правота.