Читать «ТАТУИРО (HOMO)» онлайн - страница 63

Безымянный. Толстое кольцо, скучная платина, зеленое золото. Средних размеров брюлик в веночке сверкающей крошки. Херня, в общем. У них с Санюлькой по два кольца. Есть еще секретные. Она выпросила. После свадьбы ими обменялись.

Ну, никак не верила она в то, что все теперь другое. И суеверно цеплялась за старое, пряталась. Секретные – тонкие колечки, совсем дешевые. Любой может позволить такое. Санюлька понял. Конечно. Дураки больших денег не зарабатывают. Он вообще ее понял. Навсегда. Это и хорошо и плохо.

Ну вот, мизинец. Левой рукой – аккуратно, аккуратненько… Скорее всего Санюлька знал о Серже. Она же тогда – то плакала, то смеялась, то злилась. Если не позвонит, и голоса она не услышит, – ночь вместо дня. Ходила, молчала. Не жила. Вдруг звонок, три секунды разговора. И она – всех любит, хохочет, блестит глазами.

Ни разу муж не вмешался. Ни разу. Может, не успел просто? Так быстро, так все быстро.

…Познакомились. Наташа у подружки сидела в гостях. А подружка из прежней жизни – в Москву переехала, когда тетка умерла и оставила ей двушку в доме под снос. И тут он зашел, из сосденей однокомнатной. Позвал хозяйку шепотом, стесняясь, и она сбегала, а потом хохотала – курицу не смог затолкать в кастрюлю:

– Кино! – кричала Светка, размахивая сигаретой, – захожу, а на плите из кастрюли торчат желтые ноги накрест! Ну, поверишь, что не нарочно?

И Натка зачастила к ней на кофеек. Целых два раза успела попить кофейку в Светкиной двушке. Потом уж только в Сережкиной захламленной квартирке, на той же лестничной площадке.

…Резкий взлет – ах-ах, талантище, самородок, гениальный художник. Деньги. Нет – деньжищи. Он ни от чего не отказывался. И себе ни в чем не отказывал. А как кричали друг на друга! Аргументов приводил столько, впору философское учение основывать. «О пользе дорогих блядей и безумно дорогого алкоголя для развития живописного таланта».

Сгорел за полгода. Деньги она тогда и потратила – на клиники, лекарства, врачей…

Ей потом снова было страшно спать. Все так быстро, она и привыкнуть-то к нему не успела. Только знала, если надо – умрет за него. А как умрешь за другого? Не позволил, сам умер.

Наташа сидела на фоне светлого большого окна, изогнувшись на мягком широком табурете. Держала перед собой растопыренные ладони. Плакала, чувствуя, как мокро под носом. Штора жалела, тонко гладила голое плечо.

Плакала, зная, что будет полегче. Сейчас. А год назад ни плакать не могла, ни вспоминать. Прошлое колыхалось серой рваниной в черных дырах. Пытаясь мирить себя с настоящим, сама себе доказывала, все ведь хорошо, как у всех, кому повезло в жизни. Чтобы потом, оглянувшись, увидеть еще одну черную дыру на растянутой тряпке прошлого. Иногда хотелось что-то разбить, поджечь. Где оно? То, вокруг которого будет – жизнь ее? Как оно должно выглядеть? У всех оно, наверное, разное, но где – ее?

Она тогда подумала, что любовь это – ее. Полюбить и начать жить по-настоящему. Сейчас поняла, ошибалась. Он умер, ее любимый. А ей всего-то – страшно спать. И вспоминать уже может, не умирая от воспоминаний. Поплачет аккуратно, пока сохнет маникюр, и выйдет на улицу. Через детей, нянек, решетки, собак и консьержа – к машине. Поедет к девчонкам в ателье. Придумает очередную ненужную юбку. Будет ездить на примерки, болтать и смеяться. Хорошо заплатит за работу и будет возить им сласти. А они закричат возмущенно, что она специально их раскармливает, и будут щипать себя за бока, показывая складки.