Читать «Люди божьи собаки» онлайн - страница 49

— Мы-та? Хоррошаго роду, — отозвался сват. — Пьем горелку, як воду.

Невеста сидела за перегородкой до поры до времени, а когда вывели напоказ — застеснялась, прикрыла свою большую грудь яркой хусткой.

Сладили. После трех заговорных рюмок хозяйка на полдороге от печи до стола притопнула ногой, переводя беседу в менее прагматичное русло; притопнула другой, приговаривая:

Худо-худо на чужой стороне,

Там не любять чужаницу — мяне.

Надо, надо им горелки купить,

Можа, будуть чужаницу любить.

Сват не утерпел, выскочил из-за стола:

Тупу-тупу каля дежечки,

Уродили сыроежечки.

То ли нам сыроежечки брать,

То ли нам молодицу искать?..

Стал Лёдик жить в Кальчицах. Первое время теща не могла им нахвалиться. Говорила бабам в поле:

— Зять вельма ж хороший попался. Чарка в чарку пье со мной.

Потом зять принялся наводить в тещином доме свои порядки. Да не рассчитал. До него тут люди дольше вместе жили, были друг другу ближе. И когда Лёдик сильно зарвался, его молодая жена, мужем до того не битая, детей не рожавшая, здоровьечка не тратившая, развернулась по-молодецки и саданула ему раскрытой пятерней в нос. Из глаз сначала звезды посыпались, следом слезы полились, из носа — кровь ручьем, и пока ослепленный Лёдик вытирал кровь и ругался, она пихнула его что есть мочи в грудь, сшибла на пол. Там подмяла под тяжелый, литой зад, зажала между ядреными коленями и отдубасила кулаком по взлохмаченной макушке так, что голова Лёдика два дня гудела пустым чугуном.

Теща в это время подло обрабатывала его задницу — ремешком, ремешком, ремешком из супони. Лишь тесть никакого участия в карательной акции не принимал, сохранял нейтралитет, от которого Лёдику было не легче — спокойно курил самосад в углу комнаты.

Вылузавшись из тугих колен-клещей жены недозволенным приемом, Лёдик, не оглянувшись, лягнул тещу и, поднявшись, подошел к тестю, с достоинством пожал ему руку. После этого за минуту сгреб в крупноячеистую авоську свои небогатые пожитки, сказал запыхавшимся бабам «У-у, падлы!» и двинул из примов назад, в Яковину Гряду. Или в Красную Сторонку, кому как нравится. Шел и всю дорогу горланил на разные лады один и тот же запев. Короткий, но, как ему казалось, очень правдивый:

— Примаччий хлеб — собач-чий. При-их-матчий хлеб — со-бач-чий.

В Красной Сторонке на перекрестке улиц стояли мужики. Узнали Лёдика еще издали, как только он начал спускаться с погорка. Свояк свояка видит издалека. Подошел — спросили:

— Куды выпрямился? К мамке за крошками?

— Дак примачий хлеб — собачий, — коротко пояснил Лёдик, угостил всех белой семечкой и пошел здоровкаться с родной мамой. Вслед ему бросили:

— А ты не верил.

Мать пыталась их помирить. Не удалось, даже когда в Кальчицах родилась от Лёдика девочка. На все уговоры сын отвечал одно и то же — про собачий хлеб. Тогда мать пригрозила, что жену его с ребенком заберет к себе, приведет жить в свой дом. Лёдик встревожился, попросил:

— Не надо. У нее ноги — осьминоги. Тиски, а не ноги. Уеду. На БАМ, к едрене фене.