Читать «Люди божьи собаки» онлайн - страница 35

Владимир Петрович Хилькевич

— Парализовало?

— Ну, парализовало.

— Еще ж молодая.

Слыш еще что-то молол, людям язык не завяжешь. Люди — божьи собаки. Потом ушел, и она осталась одна со своим страхом.

Мышка, средний сын (Натюрморт с бочковой селедкой)

Старая примета: если на вокзале, сидя на узлах, проголодавшийся человек два раза кусает сало и только один раз — хлеб, так и знайте, что это — слуцак.

Край плодородный, щедрая земля. По ночам болят крестьянские руки от труда благодарного, оправданного. Чернозем! На такое поле желудь оброни — через год дубовая роща листом зеленым резным зашелестит. Палку голую в землю воткни — дерево вырастет.

И рынок в Слуцке — чего только не привезено! Не меньше четырех рядов занимают бабки-сырницы: то — белые ряды. Под руками у теток белеют на марлевых тряпицах и выбеленных холстинках жирные, отливающие желтизной тяжелые слуцкие сыры. Рядом крынки со сметаной, от них исходит устойчивый запах свежести и чистоты. В сметане ложка стоит, как в масле.

Есть красные ряды, на них торгуют ягодой. Растет она в этих краях крупная, сочная. Всяка хороша, а нет лучше смородины. Слуцкие девчата, собираясь на свидание, обязательно сыпанут в рот пригоршню смородины. Терпкий вкус, душиста — женихи целуют в темноватых аллеях городского парка или на Красной горке за Косым мостком да приговаривают: смородинка ты моя, ягодка желанная.

Есть мясные ряды со знаменитым слуцким салом в семь пальцев толщиной, с двойной мясной прожилкой. Чтобы боров нагулял прожилку, хозяин три недели кормит его до отвала, неделю держит впроголодь, потом снова чередует изобилие с бескормицей. Сейчас реже, а раньше рядом с салом и кендюх лежал, по-местному киндюк, — большой, в два футбольных мяча, выскобленный свиной желудок с запеченным на солнце колбасным мясом, умелой женской рукой заправленном чесноком, кориандром, сухим укропом; кольца колбас небрежно брошены. Хочешь — бери, не хочешь — понюхай, облизнись и проходи, другие возьмут. Ну и само собой, весовое мясо, оно и теперь есть.

А уж россыпью — чего тут только не найдешь! Целые острова яиц, и сами хохлатки в кошелках под рябенькими платочками: то тут, то там головка с алым гребешком пугливо проглянет и тут же назад спрячется. А нижний ряд вдоль главной торговой улицы — корточники. Бабы, кто стоя, а кто и впрямь на корточках, а то на мешок или коляску приткнувшись, овощами и зеленью торгуют.

Ближе к осени над рынком повисает медовый запах яблок, и никакие другие запахи — близкой столовой с неизменным борщом, консервного завода с его уксусным ароматом, нефтебазы за забором — не могут вытравить его до первых снегов. Выпадут они, первые снеги, а запах еще держится. Идешь по пустому рынку, катанешься по первому льду лужиц и удивляешься: белым- бело вокруг, зима легла прочно, а яблоками пахнуло, как у отца в саду на святого Илью.