Читать «Овсяная и прочая сетевая мелочь за лето 2001 года (сборник)» онлайн - страница 58

Капли медного купороса

День за окном зашторил окна чуть прозрачным муторным светом, исчезающим в бесконечных отражениях свежей полироли мебели, расставленной по периметру анфилад комнат, где сдружились время и место, где все затаилось в мертвенно бледном ожидании, где перевернутые чаши светильников растягиваются, словно кисель, и дотрагиваются до покрытого холодной испариной лба, судорожно вздымаясь в пружинообразной амплитуде, под почти неслышную поступь настенных часов, из которых вот-вот выберется кукушка и вдруг отсчитает несбывшееся, неувиденное и потому непревзойденное в своем простом убранстве, таком сумбурном, но неизбежно живом, пурпурном и близком в переливах.

И то, что сидит сейчас в украшенном деревянными цветами высоком циклопическом кресле, утопая в мягкой обивке, ощущая прохладу высоких подлокотников, изъеденных торопливыми древоточцами, что давно уже покинули с таким трудом проложенную сложную систему ходов, хранилищ и вентиляционных отверстий, быть может сто, быть может триста лет назад, почти не слышит шорохов и странное сочетание ожидания полуулыбки или хотя бы резкого окрика, чугуном грохочущего по паркетному полу, со странным упорством и наперекор всему хранящего верность пред ликом ветхости.

Гротескные гобелены на высоких забористых стенах, хранящие печать молчания с осторожностью и безустанностью нерукотворства, в отворотах парчи, в ослеплении вспышек магния и капель медного купороса на податливых ручках двустворчатых дверей, преломляющих чуть прозрачный муторный свет, исчезающий в бесконечных отражения свежей полироли мебели, расставленной по периметру анфилад комнат, где сдружились время и место, где все затаилось в мертвенно бледном ожидании, где обрывки старых газет могут порассказать о многом, стоит только подойти к ним, расправив очерствелые и желтушные края разорванных в клочья листов, составляя из ночи в ночь погонные метры неисчислимых деталей в единую картину, поражающую своей почти потусторонней красотой и отреченностью.

И украдкой приснопамятные мыши, возвращая своим шепотом все долги, присматриваясь и прицениваясь к своим владениям в нижних полуэтажах и вздымающихся к далекому неосвещенному потолку полкам, где среди пыльных фолиантов, испорченных частыми и унылыми дождями, есть место для когтистых проворных лап, нарушают почти луговой покой этих стен, где сидит сейчас в украшенном деревянными цветами высоком циклопическом кресле, утопая в мягкой обивке, ощущая прохладу высоких подлокотников, изъеденных торопливыми древоточцами, что давно уже покинули с таким трудом проложенную сложную систему ходов, хранилищ и вентиляционных отверстий, быть может сто, быть может триста лет назад, тело музейной хранительницы с лучами ключей на большой связке, вжавшихся в провалившуюся грудь, что дышала когда-то этим воздухом, впитавшим в себя почти некропольскую тишину хранилища библиотеки, нарушаемую изредка чудаковатыми посетителями и ручным подъемником, с давно несмазываемым и проржавелым механизмом и писком осей маленькой тележки, стоящей у благодарных и запертых на ключ дверей, с каплями медного купороса на податливой ручке, и чуть слышной возней лома на той стороне.