Читать «Парамонов покупает теплоход» онлайн - страница 56

Но Емельяна Парамонова отличает способность именно на крутых поворотах особенно крепко держать поводья событий. Вот он командует сбить с корпуса имя и фамилию: «Просто „Металлург“ — разве плохо?»

Вот, примчавшись в «Парус», где швеи тарахтят своими машинками, изъявляет свой восторг:

— Ах вы, мои храбрые портняжки, красавцев-то каких понаряжали! А я вам завтрак доставил — пожалуйте кушать!

Полночи Аннушка жарила котлеты. Емельян молол дефицитный бразильский кофе, будоража визгом кофемолки весь дом.

Вот уж и дед Василий Федин, морской дьявол, вскакивает с клеёнчатой кушетки: «Нас, балтийских комендоров, шалишь, не свалишь», и делает попытку потискать своих целительниц.

И, выйдя на улицу глянуть в затянутое безнадёжной хмарью небо, Парамонов, кажется, лишь мановением руки разгоняет тучи.

А далее — далее состоялось незабываемое.

Оно состоялось незадолго до полудня и началось на набережной Мурьи, ещё не одетой в камень, но приведённой заботами исполкома в относительно божеский вид. Здесь, у сквера Красных Бойцов, строилась и волновалась колонна.

Без четверти двенадцать, миновав излучину, на стрежень выбежал теплоход. Белоснежный, с голубыми обводами, украшенный флагами расцвечивания, гордо неся на клотике вымпел и красное полотнище на юте, он неуклонно приближался. Раздув усы, стоял у штурвала капитан Анатолий Мормыло, во лбу, как путеводная звезда, горела флотская «капуста». Стоял навытяжку — медали во всю грудь — боцман Василий Федин, держал под козырёк и дудел в дудку, а сирена время от времени ему сдержанно, одобрительно подрявкивала. В линеечку выстроились вдоль борта двадцать парней в тельняшках и форменках: матросов хватило бы и пяти, но остальных взяли в порядке поощрения, как самых примерных.

Не успел теплоход поравняться с колонной, как, повинуясь воле дирижёра оркестра местного военного училища, качнул кистями бунчук, сверкнули лиры. Вздохнули духовые, ударили ударные. И шествие тронулось.

Сразу вслед за оркестром шагал командир подводной лодки «Северостальский комсомолец», молодой и прекрасный кавторанг. Ярче солнца сиял «краб» на его фуражке, о тулью которой, о белый кант можно было обрезаться, сиял шитый кушак с кортиком. Предводительствуемые им, в колонну по пять, печатали веский, по-моряцки чуть валкий шаг воспитанники клуба. Все, как один, в форменках и тельняшках, в синих беретах, надвинутых точно на левую бровь.

Взмыл над строем голос запевалы, бывшего трудновоспитуемого, без пяти минут форточника, а может, и будущего солиста академической оперы. Залился запевала, и строй подхватил. Он пел старый, до слёз, до муки волнующий марш военных лет «Морская гвардия». Боцман Федин не очень точно помнил слова, однако пацаньё творчество заполнило пробелы его памяти. И хотя не всё получалось в рифму — так, например, после слов «патриоты» должно было звучать что-то относительно флота, а звучало «Мы, юнги из Северостальска, всегда и везде впереди», но зато громко и от души.

Вслед за строем валила толпа: дети — юные пловцы, взрослые — служащие бассейна, свободные от смены рабочие и инженеры комбината имени Кормунина и прочий люд. В этой толпе следовало по его штатскому виду находиться и Парамонову, но он то и дело выскакивал, бегом обгонял колонну, потом пропускал её мимо себя, вглядываясь в лица. Лица под лихо надвинутыми беретами были хоть и суровы, но исполнены такого вдохновения, которое видел он на лицах горновых, когда пробита лётка, и по жёлобу хлынул расплавленный металл. Или у велогонщиков, когда грудью они бросаются на финиш. Кажется, должен был бы узнать в строю некоторых ребят, которых прежде встречал в подворотнях или на берегу Мурьи за ржавыми бочками, в разлюбезном приюте курильщиков, картёжников и прочей шпаны. Он чувствовал, что они здесь, но не узнавал их — другие были лица, с выражением высокой важности, другие — строгие и чистые — глаза. Он пропускал колонну мимо себя и опять забегал вперёд полюбоваться. Пока наконец его не остановил милиционер, поставленный для соблюдения порядка на небрежной. Постовой вообще и не обязан был знать, что перед ним Емельян Парамонов, и потому и отправил его назад, в толпу.