Читать «Газета День Литературы # 160 (2009 12)» онлайн - страница 39

Правда, Гайворонский долго не мог понять, а кирпич-то к чему?

Впрочем, всех поэтов в институте вскоре затмил бывший командир танкового взвода третьекурсник Иван Бойко. Он первым из студентов истфила выпустил целую книгу рассказов "Разлад". По этому поводу институтское начальство устроило шумное мероприятие, что-то вроде читательской конференции. Как вспоминал Гайворонский, Бойко старался во всём копировать молодого Шолохова. Он любил по вечерам переодеваться в гимнастёрку и брюки армейского покроя и запираться на табуретку в какой-нибудь аудитории. Однокурсники смеялись: Бойко собрался писать роман. Но большие объёмы ему не задались. В двух рассказах, составивших первую книгу Бойко, ёрничал Гайворонский, "поднимались актуальные вопросы птицеводства и обеспечения населения сельхозпродуктами". Однако ректорат и партком института были очень довольны. Озадачили конференцию разве что вопросы пятикурсника Виктора Лихоносова. Он не понимал, откуда бывший командир танково- го взвода взял пионера Лёню и его брата комсомольца Гришу, которые плюнули на отсталого отца, озабоченного лишь куском хлеба. Но начальство быстро на Лихоносова зашикало, а Бойко тут же поспешили принять и в Союз писателей, и кандидатом в члены партии.

Между тем настоящая писательская жилка была не у Бойко, а у Лихоносова. Только Лихоносов ничего напоказ не выставлял. Да и в друзьях у него в институте ходили ребята не с историко-филологического, а со спортивного факультета. Многие даже думали, что в перспективе Лихоносов собирался заняться акробатикой. И как же все удивились, когда в 1963 году прочли в "Новом мире" его рассказ "Брянские". Вот где скрывались истинные таланты.

В Краснодарском пединституте Кузнецов проучился всего один курс. Весной 1961 года он, по одной версии, пережил любовную драму, а по другой – разругался с преподавателем И.Духиным, отказавшись сдавать экзамен по его лекциям. Бросив учёбу, Кузнецов вернулся к матери в Тихорецк, где вскоре ему пришла повестка в армию. Первый год он прослужил связистом в Чите, но потом начались известные кубинские события и его перебросили на Кубу.

Естественно, с уходом Кузнецова из института жизнь в Краснодаре не остановилась. Осенью 1961 года историко-филологический факультет принял новое пополнение. Среди 75 новичков оказалось двое демобилизованных солдат: Юрий Селезнёв и Вячеслав Неподоба, старший брат Вадима Неподобы. Как оказалось, они тоже неровно дышали к литературе и пробовали что-то писать.

Спустя годы их сокурсник Виталий Кириченко, вспоминая царившую в начале 1960-х годов в пединституте атмосферу, писал: "Юрий Селезнёв, розовощёкий, высокий, всегда ходил со стопкой книжек под мышкой, просиживал свою молодость в библиотеке-пушкинке, да ещё и в заветном абонементе лишь для учёных, куда достал пропуск. Характерно подчмыхивал носом, как от щекотки, был лидером научно-студенческого общества под руководством русоведа-профессора Всеволода Альбертовича Михельсона. И никто не догадывался, какую творческую вершину он покорит в журнале "Наш современник" и редакции "ЖЗЛ". С кем попало не водился, дружил верно и предан- но со Славиком Неподобой, старшим братом нынешнего известного поэта Вадима Петровича Неподобы. Славик был признанным на факультете литературным авторитетом, все звали его Белинским и тянулись к нему, как к прирождённому оратору, лидеру, вожаку. Валера Горский, физически слабенький, застенчивый, читал свои новые стихи о весне, о слепом, переходя- щем улицу, неловко тычась палкой в бордюр. И смущённо прикрывался тыльной стороной ладони, как девушка. Весь витал в поэзии, придумывал строчки и тут же озвучивал нам, однокашникам. Дружил, как и я, с Вадимом Неподобой. Вечерами гуляли по Красной от Тельмана до улицы Горького, туда и обратно. Володя Шейферман (Жилин) тоже декламировал свои творения на углу Мира и Красной. Его стихи, на грани разума-безумия, возбуждали воображение, были очень смелыми и свежими".