Читать «Инга. Мир» онлайн - страница 85

Елена Блонди

— Снова-здорова. Ну да, не понял, к чему я тут душу вывертываю. Тогда точнее скажу. Мне вот сорок пять. Если б сейчас Ленька вернулся, живой, и сказал бы, Маша, к тебе пришел, не могу без тебя, жить хочу вместе, пока не помрем стариками, я б кричала, от радости. И если бы через десять лет вернулся, когда уж мне писят пять — тоже.

Она поднялась, беря уставленный посудой поднос.

— Молчишь. Такие вот вы, сперва струсил, потом и сказать нечего.

Поднялась по ступеням, на веранде за белыми короткими шторками зажегся свет, тихо зазвякала в раковине посуда.

Горчик не встал, сидел, напряженно разглядывая руки, под неярким светом верхней потрескивающей галогеновой лампы. Ее слова, да семь лет тому, когда убивал свою надежду. Он ведь совсем тогда собрался. Как раз тогда и сделал себе дурацкий этот альбом, как сказала по-умному Лерочка, портфолио. Весь в надеждах ходил от одних богатых ворот к другим, звонил, бросал в почтовые ящики флаера с номером телефона. Думал, покручусь лето, к осени все вызнаю, в Лесном расспрошу, куда именно в Керчи подались, там приеду и разыщу. Но работы не находилось. Хозяева, покрутив альбомчик, отказывали, тыкая рукой в тех самых купленных в магазине гипсовых гномов, да русалок на камушках, да еще торговали вокруг сборными фонтанами из прессованного камня, с херувимами на маковке и страшноватыми лампами-жемчужинами. И он отчаялся. За все лето пара-тройка заказов. Что платили, мгновенно улетало на жизнь, да на инструменты, будто расползалась под руками реальность, и не удержать. Тогда он попал в Щелкино, дурной был год, ни о чем не мог думать, кроме того, что тринадцать лет улетели, как один вроде день, длинный и злой, но один. И чего греха таить, когда сговаривался с Лизаветой, подумал смиренно, ну, вот тебе Горчик, новая судьба. Станешь жить в небольшом ладном доме, продашь свою хибару в поселке на диком Азове, в которой зимуешь. Хозяйке честно отработаешь, и днем. И ночами. И даже что-то там отработал. В первые две недели. А потом проснулся ночью, рядом со спящей чужой женщиной. Весь в поту и тошнило так, еле успел выбежать, да в огород. И когда Лиза его без денег выставила, вот тогда он и вырезал в камне свою Ингу. Думал, прощание. Такое вот. Правда, дед с его любопытством весь пафос подпортил.

Серега усмехнулся, вспоминая жаркий интерес в глаза Гордея и его осторожные расспросы. Но деликатничал, до самого последнего дня крепился, тогда уж спросил прямо. И впервые за столько лет Горчик вслух сказал те смешные, придуманные им для Инги-девочки слова. Говорить их было так же сладостно, как вырезывать линии ее тела и лица, и смотреть, как они появляются, потому что он так захотел. Кто знает, скажи он Гордею раньше, может дед устроил бы ему выволочку, такую, как сегодня Маша. И может, пнул бы его в нужную сторону. Кто знает. Не случилось. Вместо этого случились еще семь лет, и в них много вместилось. Слишком много такого, что хватало его за руки, орало и плакало, не давая вырваться. И каждый год после того, каменного тринадцатого, неумолимо оттаскивал его дальше и дальше. Потому что как вернуться, через двадцать-то лет? И соврал, насчет не замужем, откуда бы знать ему? Только вот тыщу лет тому встречался с Валькой Сапогом, случайно, и Валька на ходу, как всегда, что-то дожевывая, ему и доложил, влезая в переполненный междугородний автобус: