Читать «Инга. Мир» онлайн - страница 136

Елена Блонди

— Угу. Костер там пошевели, я принесу сейчас.

— Я помогу, — угрожающе пропела сирена, трогая его плечо и качая перед носом загорелой обнаженной грудью.

Горчик затравленно посмотрел на суровую Ингу. Та поспешно отвернулась и снова стала слушать речи вьюноша в панамке. Очень внимательно.

— Я сам, — рыкнул Горчик и девушка, надув губу, ушла шевелить костер.

Он выдохнул, оставляя в покое сетку. Поднялся и пошел, независимо задирая подбородок, уселся рядом с Димкой и стал слушать, сверля глазами Панамку. Тот смешался и сел, умолкнув.

Но тут сверху раздались крики. И Димка, вскакивая, обрадовался:

— Явились. И орут, правильно орут, вы ж так сказали, Инга Михална, чтоб слышал, да?

22

— Степь, — сказал им тогда преподаватель Виктор Димитриевич и наклонил голову, слушая слово, — степь. Одно из слов, что звучит одинаково в самых разных языках. Потому что травы — это кожа земли, ее шкура, и растут они там, где не могут вырасти деревья, они — везде. Практически. Даже после катастроф первыми на выжженных землях появятся травы. И мы с вами знаем, в них есть все. Да и всегда знали. Знание это уходит, становится неявным, затмевается техногенными открытиями. Но не исчезает и нужно просто снова прислушаться и присмотреться, заново открывая его и поражаясь силе.

Инга сидела и слушала. Как хорошо, что Вива настояла, и она все же поступила на заочный, не в Москве, а поехала в Харьков, куда шел быстрый прямой поезд — можно было не волноваться, что Олега там с Вивой надолго остаются без нее. Ночь в плацкарте, и утром все еще по-южному болтливый шумный город, в котором в то странное время поспешно открывались отдельные филиалы вузов, а после, выпустив два-три потока специалистов, закрывались, или переезжали, или меняли название. Оставляя студентам дипломы и то, что за ними. За дипломом Инги лежала огромная степь, полная через край волшебного древнего знания. И слушая, записывая, сидя в библиотеках, а позже, зарываясь во всемирную паутину, она не уставала поражаться огромности, да что там — внутренней бесконечности живого, которое вот оно — рядом. Три года, что провела она в аудиториях, арендованных филиалом института фармакологии, оказались очень малым временем, слишком малым, чтобы узнать даже небольшую часть, но они научили ее правильному подходу, умению не просто сваливать в кучу новые знания, а складывать их в цельную картину. Наверное, за тем и поехала, думала после, радуясь собственной жадности, той, что не давала все бросить и забыть, оставив лишь кудряво выписанные строчки в полученном дипломе. Она была в ней с самого детства, в своей степи, полной трав. И ступила в нее же, понимая, что начала знаний распахивают перед ней бесконечность. Думала об этом. Улыбалась и не спорила с людьми, что видели вокруг лишь траву или только небо, и защищали неведение, поэтизируя. Но сама для себя не умела просто шевелить пальцами, в попытках рассказать, и шла, узнавая еще и еще, будто осторожно ступала босыми ногами, трогая бережной рукой листья, ветки и стебли. Которые становились каждая — книгой, с шелестящими страницами. Для одной травы — открыта первая, для другой — несколько уже перевернуты и прочитаны. И ни для одной невозможно закрыть ее книгу, увидев конец. А не было его.