Читать «Защитительная речь» онлайн - страница 12

- Вот книжка, - сказал Дюделер, издав еще один короткий смешок. Конечно, не то, что ваша тогда, но все же...

Я не задавал более вопросов, только кивнул в знак признательности, ибо уже догадался, что сберегательная книжка моего детства, та самая мощная сила, средство вывести меня в люди, хранила на своем счету сумму, за которую отец продал Дюделерам мое фото.

Это предположение подтвердилось во время краткой беседы с матерью. На мой вопрос, как это я до сих пор ничего не знал ни о происхождении дюделеровского рекламного младенца, ни о происхождении вклада на сберегательной книжке, она ответила уклончиво. Но теперь я уже все знал и пытался справиться с тем, что узнал, - это знание вызвало во мне поток самых противоречивых чувств, которые я старался примирить в своем разгоряченном мозгу, а тем временем произошли новые волнующие события, их надлежало сопоставить со старыми, появилась обильная пища для размышлений.

После рождения сына жена моя Марион, которая все эти годы не покидала своего поста в приемной младшего подслеповатого шефа с лоснящейся кожей, временно прервала свою работу, воспользовавшись предоставленным ей послеродовым отпуском, великодушно увеличенным обуреваемой прогрессивными идеями фирмой Дюделер, и целиком посвятила себя благополучию ревущего красного комочка человеческой плоти. Постепенно красный цвет кожи сменился нежно-молочным, морщинки разгладились, под ними наросли пухлые подушечки, а рев сделался осмысленнее, сигнализируя о голоде или мокрых пеленках; мать моя была для Марион самой квалифицированной помощницей по уходу за младенцем, но, к собственному, к моему и к общему нашему горю, не смогла передать ей то ценное свойство, с помощью которого когда-то столь легко и естественно меня осчастливливала. Усилием воли нельзя вызвать то, чем обделила природа, и я со вздохом вспоминал о собственных бесплодных стараниях в подвале нашего дома, где падала размокшая штукатурка и торчали мертвые пальцы картофельных ростков. Мой сын после нескольких недель тщетных, томительных попыток получить то, что ему причиталось от природы, был переведен на "Порошковое молоко для новорожденных Дюделера" - я получал его по талонам, и повсюду в нашей квартире громоздились теперь банки и целлофановые пакеты со смеющимся младенцем, которым был я сам.

Честно признаюсь, высокий трибунал, что сначала факт моего тождества со знаменитым дюделеровским рекламным младенцем наполнил мое сердце вполне законною гордостью. Ежедневно я имел удовольствие бесчисленное количество раз встречаться с самим собой, приветственно заглядывать в собственные смеющиеся глаза и удивляться своей розовой упитанности тех далеких времен. Этот факт как-никак выделял меня из безымянной толпы дюделеровских служащих. Хотя большинство из них не знало меня по имени, всем решительно был знаком мой внешний облик - мое лицо, пусть из далеких прошлых времен, было в обращении в тысячах экземпляров; изображение весомее, чем имя, смех сильнее, чем слово, чем были бы сами Дюделеры, имя Дюделеров без моего запечатленного навеки младенческого естества. Сотрудники моего отдела исполнились ко мне почтения. А когда я проходил по коридорам дюделеровского административного корпуса, вслед мне летели тайные взгляды, вызывая приятное щекотание между лопатками. Это было время душевного подъема, и я с наслаждением, хоть и без огласки, смаковал преимущества, которые оно мне давало.