Читать «Вечное в русской философии» онлайн - страница 135

То, что очевидно ясно и раздельно, не является тем самым рациональным. Небо очевидно и однако абсолютно иррационально, бесконечность очевидна (Шиллер), но иррациональна — сам Декарт это признает; и, наконец, свет, символ ясности, есть самая иррациональная вещь в мире, даже в физике.

Однако, исходя из своей хорошо обоснованной диалектики, Декарт не мог утверждать, что Я есть «мыслящая вещь» и что Бог есть субстанция. Уровень, на котором существуют «вещи» и «субстанция», превзойден сомнением, преодолен феноменологической редукцией.

И вот несмотря на это, существует и вторая часть философии Декарта, и она — его грех, его нищета. Это — его учение о двух субстанциях, его геометрический и механический подход к явлениям органической природы, в силу чего он смотрел на растения и на животные как на лишенные души безжизненные автоматы.

Мы видим, насколько произвольными и опасными бывают философские построения. Как только Декарт начинает строить, он забывает о своих открытиях: он говорит, что Я есть мыслящая вещь, что Я есть субстанция. Тогда как в его «Размышлениях» диалектика, раскрывающаяся в словах «Я мыслю», феноменологическая редукция не есть объект, но есть субстанция. Как это всегда бывает, ученики наследовали и присвоили себе ошибки и промахи учителя. Картезианство восприняло и развило только эту вторую часть философии Декарта, лишенную ныне всякой ценности. Если томизм с этим борется, то мы с томизмом совершенно согласны. Чтобы понять истинную ценность Декарта, нужно упразднить картезианство, так же как, чтобы оценить Толстого, нужно удалить из него толстовство.

То, что поражает в Декарте, и возбуждает наше восхищение, это — искренность и прямота его мысли. Быть настоящим философом, значит отдать всю свою жизнь, пожертвовать своим спасением для того, чтобы достигнуть истины и добиться очевидности. Декарт дал обет Пресвятой Богородице совершить паломничество, если его молитва исполнится — молитва философа, просящего только об одном, о том, чтобы найти очевидную истину. И действительно, он совершил паломничество: он странствовал по долине сомнений, через темную ночь отрицаний — странствие опасное, которое началось с сомнения в самом существовании Пресвятой Девы.

Это я и называю прямотой мысли, добродетелью философа. Для того, чтобы указать на противоположность этой прямоты, я приведу доводы друзей Иова. Это — льстецы перед Богом: для того, чтобы получить Его милость, они строят системы, где Божья справедливость и Провидение забаррикадированы силлогизмами. Они боятся говорить и думать то, что они в действительности видят, они опасаются сомнений. Сам же Иов имеет смелость сказать, что он не видит ни справедливости, ни Провидения, ни даже

Бога, ибо его взору рисуется «коварный Бог».

Но в том то и состоит чудо: Бог оттолкнул льстецов и милостиво дозволил Иову узреть иррациональный Абсолют. Такая же милость дарована была и Декарту. Пресвятая Дева исполнила его молитву — молитву настоящего рыцаря истины, рыцаря без страха и упрека.