Читать «Когда молчит совесть» онлайн - страница 264

— Прошлой осенью шестой десяток проводил.

— Шестой десяток! — Султан-оглы, вскинув плечи, расхохотался. — Эх, почтенный, и ты еще называешь себя стариком! Я седьмой разменял, и тот к концу идет, а на старость не жалуюсь.

— Все от человека зависит. С рождения был я хилым, лишен был материнского молока.

— Нет, друг мой, слишком легко примирился ты со старостью. А я — то думал, нефтяники крепкие люди, духом по пустякам не падают. Неужто я ошибался?

— Было время, и я смелостью похвастаться мог, а теперь вот слабею.

— Что же с тобой приключилось? Погляди на себя ястреб!

Агариза с сожалением покачал головой:

— Был ястребом, стал вороной.

— Не по душе мне твои слова. Шестьдесят — весна, период цветения. Я в этом возрасте в далекой Сибири лес валил. А морозы там такие, что до мозга костей пробирают. С молодыми состязался. А ты в теплом доме живешь и еще охаешь да ахаешь…

Агариза немного обиделся на гостя, но вида не показал:

— Правду говорите, дорогой гость, мужчина, пока у него силенка есть, не должен себя стариком признавать. Но шила в мешке не утаишь, как ни прячь, торчит, проклятое. Вот и старость такова. Пришло ее время, и начинает она то свистком, то ржанием возвещать: пора, мол, дядюшка, готовься к полету в иной мир…

— Это что ж, тебе кто-нибудь возвестил или ты сам на себя страху нагнал?

— К этому и веду разговор. Сегодня после работы вызвали меня в контору и давай нахваливать, гордый стою, словно мне два арбуза под мышку сунули. А потом протягивают бумагу о персональной пенсии: «Будь, мол, здоров!» В голове у меня помутилось. Как оттуда вышел, как до дома добрался, не помню.

Вот с тех пор и лежал ничком. Если б не ваш приход — бывает же такая удача! — сил не было подняться и стакан чаю выпить…

Султан-оглы положил руку ему на плечо и, ободряя сказал:

— Не огорчайся, дорогой, знаешь поговорку: на пне хворост рубят. Понадобишься ты им, еще понадобишься! Они, молодые, хоть и твердят: я, я, я, а без стариковского опыта обойтись не могут. Не отпустят они тебя.

Агариза словно ждал этих слов. Лицо его посветлело, морщины разгладились, и только голос все еще звучал грустно:

— Прощу вас, не думайте, обо мне плохо. С шестнадцати лет я — рабочий. Всю жизнь на самых трудных, ответственных участках. Спросите, отдыхал ли хоть раз за эти годы? Брал ли отпуск на месяц или даже на две недели? Да если я два дня на работу не выхожу, чувствую себя курицей, у которой яйцо не той стороной лезет, места себе не нахожу. Хорошо, что вы пришли, не то мучиться мне до утра!

Ширинбаджи принесла чай, поставила на стол варенье разных сортов и, улыбнувшись, обратилась к Султану-оглы:

— Наш отец на пустом месте горе ищет, на старость жалуется. Не знаю, что с ним и делать… Пожалуйста, пейте чай!

— С удовольствием! — Султан-оглы давно мучила жажда, он уже несколько раз облизывал пересохшие губы. Однако, сделав два глотка, поставил стакан на блюдечко и, откинувшись, завел разговор о том, ради чего они и пришли сюда. — Мы пришли к вам с просьбой. По обычаю наших предков, для начала дело изложим, а если вы согласитесь нашу просьбу исполнить, мы и чай выпьем, и хлеба-соли отведаем…