Читать «Дизелятник» онлайн - страница 22

Аркадий Бабченко

C Колькой Беляевым мы встречались пару раз после дембеля. У него все в порядке. Ноги зажили. Работал на частной фабрике, собирал шкафы-купе. Неплохо зарабатывал. Приезжал с женой. Мы пили. До синих чертей. Я тогда еще был один. Он подарил мне свой шелковый галстук — я его до сих пор храню, а я ему — свою единственную парадно-выходную рубашку. Больше мне подарить было нечего.

Потом я ушел на вторую войну. Больше ему не звонил. Он живет где-то в Измайлове.

Чаще всего за спецгрузом ездили на Курский вокзал — поезда с Кавказа приходили именно туда.

Курский — почти мой дом, малая родина. До Таганки рукой подать.

Я здесь родился. Вырос. Здесь моя школа. Моя юность. Здесь живут все мои одноклассники.

А теперь я ехал по улицам, по которым ходил пацаном, в кузове военного грузовика, и на его полу в цинке лежали убитые люди.

Смотрел на свою прошлую жизнь, пробегавшую в брезентовом окне как кинопленка, и понимал, что возврата не будет уже никогда.

Мы везли убитых людей мимо казино, у которых стояли «мерседесы».

В голове это не укладывалось.

К Клепе меня больше не вызывали. Видимо, он больше ничего не смог мне припаять, кроме той липовой справки о задержании. Хотя запросы в Моздок отправлял, я знаю это точно. Но роты больше не существовало, ее штатным расписанием я лично подтирался во время дизухи, командования не было, так что на его запросы ему попросту никто не ответил. Сомневаюсь, что я даже числился в списках полка. Во всяком случае, удостоверения участника боевых действий мне так и не выдали.

Висящие на мне две «мухи», которые дембеля сдали в Моздоке за пакет героина и пакет жратвы, когда я стоял дежурным по роте, он тоже не раскопал. Да и не мог раскопать. Кому они на фиг были нужны, эти «мухи». Я их списал на боевые — криво, правда, но, похоже, прокатило.

Дело было закрыто.

Поэтому когда меня вызвали и сказали, что все, отсиделся, пора и обратно в армию, я обрадовался. Не посадят! Наконец-то.

Дизелятник находился в Московском военном округе, и служить из него по определению также отправляли в МВО, если из уравнения не следовало другого. Поэтому судьба моя была практически решена.

Максимум 400 километров от дома.

Нас собрали около штаба, несколько человек, и велели ждать сопровождающего. Уже наступила осень, шли дожди, было холодно.

Команду — место нашей новой службы — нам не сказали.

В этот день ко мне приехали мама с бабушкой. Видимо, что-то почувствовали.

Родителей довольно часто пропускали в казарму: документы передать, справки, запросы, поговорить с начальством или еще что. Следствие вели в основном они. Если хочешь добыть справку о том, что твой сын не дезертир, — езжай сам в Чечню и добывай ее. Прокуратура этим попросту не занималась. И родители ездили.

Они зашли в кабинет к подполу, и там выяснилось, что меня отправляют обратно в Чечню.

Та бумага, которую в камере подсунул следователь: «Пиши-пиши, тебе же лучше будет» — и которую я подписал — он же обещал помочь! — приняла совсем другой оборот. «Любая точка России» оказалась совсем не Камчаткой и не Забайкальем, как мне, наивному, думалось. Она означала Чечню. Только Чечню. И ничего, кроме Чечни.