Читать «Журнал Наш Современник №12 (2003)» онлайн - страница 5

Журнал Наш Современник

*   *   *

Петербург, 6 июля 58

Ваше последнее письмо было из бани, а мое — с банного полка. Что это у нас происходит? В какую волшебную сказку мы нечаянно попали? Ясные, жаркие дни, теплые ночи, лед и резкий воздух исчезли, постоянное наслаждение и уверенность в завтрашнем дне. А кто знает, может быть, это продлится и Господь Бог, из соревнования, решил отменить холод и дурную погоду подобно тому, как Российский император отменил крепостное право...

Намедни я расстался с тобой, чтобы отправиться в Петергоф по новой железной дороге, которой я еще не знал, и сознаюсь, что я остался вполне доволен этой поездкой, удавшейся во всех отношениях. Эта железная дорога с ее великолепным вокзалом, двойной колеей, необыкновенно нарядными вагонами, тремя промежуточными станциями — все это не оставляет желать ничего лучшего, так что удивляешься, что и не подозревал о целом мире столь интересных вещей у себя под рукой. И надо сказать, что ничего нет блестящее и прелестнее Петергофа в такую погоду, как теперь. Одна из очаровательных особенностей этого места в настоящее время — это постоянное журчание воды, будто падает невидимый дождь с ясного неба! У князя Горчакова, которого я нашел совершенно выздоровевшим, я был приятно удивлен, встретив Михаила Голицына. Какая у этого милого князя привлекательная и симпатическая натура, и как его присутствие успокаивает и освежает. Его можно сравнить с оазисом. Он, разумеется, говорил об Испании и с восхвалением рассказывал о путешествии, которое он совершил с женой этой весной по Андалузии, которую он считает самой красивой страной в Европе. Он даже искренно сознается, что Альгамбра прелестна. В настоящую минуту он находится в Москве при своем дяде, который, говорят, положительно при смерти. Расставшись с ним, я отправился на музыку, где присутствовал при отъезде на обязательную вечернюю прогулку императрицы-матери со всеми своими приближенными: сначала члены семьи, затем некоторые избранные, как, например, сегодня Мейендорфы. Я тебе говорил о смерти Монферрана, ровно месяц после освящения Исаакиевского собора; теперь очередь живописца Иванова, умершего несколько дней тому назад по возвращении из Петергофа.

Ты слишком поторопилась радоваться падению Юма. Недавно он проявил свое искусство у государя с удивительным блеском. Стол висел в воздухе со стоящей на нем лампой, которая не упала, звонок перешел из руки государя в руку Вюртембергского принца, юбки графини Шуваловой поднимались сами собой; императрица-мать испытала необычное для нее ощущение руки, гулявшей по ней...

Но Анна расскажет вам все лучше меня, если только она не сердита на духов, потребовавших ее удаления из комнаты так же, как Александрин Долгорукой и графа Бобринского, трех антипатичных им существ.

Острота Тютчева насчет Господа Бога, отменившего холод и дурную погоду, и российского императора, отменившего крепостное право (лишь почти три года спустя!) стала уже широко известна, почти так же, как и строчка “Умом Россию не понять...”. Тютчев ненамного ошибся в сроке смерти известного богача С. М. Голицына, о котором мы уже говорили, впрочем, как и о внуке его Михаиле Голицыне. Престарелый князь С. М. Голицын, не имевший детей, скончался 7 февраля 1859 года. И теперь уже племянник мог хоть каждый год любоваться Альгамброй — старинной крепостью мавританских государей, одним из самых значительных памятников мавританской архитектуры в Испании. Ну а дальше — опять дворцовые сплетни об искусстве Юма, поднимавшихся юбках графини Софьи Андреевны Шуваловой, дочери гофмейстера, и удаленном от этого зрелища яром стороннике эмансипации женщин графе Александре Алексеевиче Бобринском (1823—1903). Да, впрочем, все это еще лучше действительно рассказала Анна Тютчева в своих дневниках (“При дворе двух императоров”).