Читать «Портрет огнем» онлайн - страница 24

Лев Абрамович Кассиль

Парень замолчал, вынул кисет, свернул цигарку.

– Мда… Словом, опять паника… Да… Пришла, значит, все-таки. Приехали домой, а я в хату не захожу, стал на пороге и сказал то, что сдавна задумал: "Вот, Ольга, давай с ходу решать вопрос – или в семейный дом мне войти, или бобылем по моему теперешнему положению быть. Остаешься со мной – не возражаю, сама чувствуешь. Не хочешь дальше быть – уходи. Только сейчас же собирай вещи и уходи, пока я в хату не зашел". А она: "Никуда я от тебя, Петя, не пойду…" Ну и, конечно, еще многое сказала. Только это я, извиняюсь, пересказывать не стану. Эти слова самые дорогие. Такие слова в себе держишь, такие слова вдвоем говорят, с третьим не передают. Ну, и остались мы вместе. Все думал я, за какое дело взяться. Силы много, здоровье есть. А чего без глаз сделать можно? А брат – еще был старший – как провожали на фронт, гармонь свою оставил. Взял я, подучился малость – ничего, вроде получается. Слух у меня к музыке очень способный. А тут в Ессентуках школа военно-ослепших открылась, и как раз по баяну в класс принимают. Поступил, учиться стал. А вот теперь и зачеты сдал и еду на побывку домой, к жинке. И читать научился по-слепому, пальцами – теперь такие книги выпускают. Недавно Льва Толстого про "Войну и мир" все прочел. Шестнадцать книг вот такой толщины, потому что буквы-то крупные, пупырышками, выдавленные. Вот, скажи на милость, раньше глаза были, так читать все некогда было, а теперь без очей, да книгочей!

И он засмеялся хорошим и светлым смехом. И все вокруг заулыбались охотно и с облегчением.

– А баян-то при тебе? – спросила колхозница. – Сынок, ты б сыграл, показал бы нам, чему научился. А мы послушаем.

– Очень даже просим,– откликнулся молчаливый пассажир с верхней полки.

– Что ж, если просьба такая, то с моим удовольствием. Я в Ессентуках уже по радио выступал, а теперь в клуб работать зовут,– сказал парень, поднялся и достал с багажной полки тяжелый футляр с баяном.

Он вынул инструмент, бережно обтер его чистым платком, вдел плечо в ремень, еле слышно прошел по ладам, пригнув голову, прислушался, широко развел мехи баяна, и вдруг нетерпеливые пальцы его частым и звучным перебором промчались по всей клавиатуре до самых басов; он рванул мехи – глубокий и властный аккорд пронесся по вагону и замер,..