Читать «Я не помню» онлайн - страница 14

Екатерина Ткачева

Повезло, что меня ни к кому не тянуло. И я бы не хотела, чтобы Машка чувствовала ответственность за меня, за мою окаянную жизнь.

В парке дед купил Ольке, Машке и Ларисе билеты на “чертово колесо”.

Они влезли в кабинку и поднялись на высоту.

– Мама, а что это с нами за тетя едет? – тихонько, на ухо спросила

Машка Ларису.

Лариса испуганно глянула на Ольку и ничего не ответила. Она ее опасалась и одновременно чувствовала перед бывшей детдомовкой неловкость любимой, поздней дочери.

– Я за вами приглядывать буду, – по-дурацки ответила Олька Машке, чтобы молчание не давило так сильно. – А то еще выпадете.

Вся моя жизнь – катание на чертовых каруселях. Накаталась до тошноты, а слезть не могу. Интересно, что за птица моя мать? Аист, наверное. Как и я. Нет, она – кукушка, злая, серая посредственность, которая только и умеет пророчить страшное будущее. Странная птица. А она – зачем живет? Сеет горе да кукует лишние годы. Аист хоть счастье приносит. Как я – Ларисе с дедом.

Когда мы слезли с колеса, я незаметно ушла, испарилась.

Ха, Лариса изображает из себя скромницу, а сама не промах! Я как-то видела ее с хахалем. Ничего такой, симпатичный, мускулистый, идет спортивно, пружинисто. Лариса, счастливая, воздушная, как сладкая вата (вот-вот растает) топала рядом. Наверное, эго этого Саши в тот момент выросло до небес. В руке Ларисы восклицательным знаком пылала роза дежурного красного цвета. Как она, бесцветная, такого фазана себе подцепила? Хотя красавчики всегда ищут себе жен поскромнее – чтобы не гуляли и были обязаны мужу за спасение из сонма весталок.

– Куда ты делась в парке? – спросил дед, когда я снова приперлась к нему. То есть он уже принял меня в семью.

Дед всегда хлопотал. Видимо, так велел ему голос суровой древности с ее голодом, мором и войнами. Этот же голос велел ему взять в избу брошенную девчонку. Он же нашептал приютить и Ольку, овцу. Дед был родом из глубокой древности; таких людей нынче не делают.

После войны дед стал ходить в моря, шкерщиком.

– Я всегда был первым! Лучше меня никто не шкерил! – бывало хвастался он. Там же, на корабле, он влюбился в фотографию. Если видел кадр, бросал свой шкерочный нож, недовспоротую рыбу и хватался за аппарат.

Дед умел все, даже заплетал куцые Машкины волосенки в две тощие косички.

Он тоже был банален, но только от его тривиальности не тошнило, от нее шло тепло, на ней цементировался уют.

Мне снова показалось, что я нашла прибежище. Однако я понимала, что с дедом я не разовьюсь. Мне с ним было хорошо, но как-то пусто: слишком он правильный.

– Дед, а где твоя бабушка? – спросила я, чтобы не оправдываться в исчезновении.

– Там, на бугре.

Надо же, сам все везет. И дочку бесцветную, еще внучку себе придумал

– неужто забот мало? Герой тыла и фронта. Не всякий осмелится водрузить на свои плечи такой неуклюжий крест. Из таких Подаренок, как моя Маруся, черт-те кто может получиться.

В тот день Маруська лежала под одеялом и сверкала оттуда нездоровым хмельным глазом.

– Что это с ней?

– Захворала. Мороженого объелась.

– Мне, дед, тоже что-то нездоровится…