Читать «Деревушка» онлайн - страница 9

Уильям Катберт Фолкнер

Сидя на лошади, Уорнер глядел на Рэтлифа молча, с нескрываемым ужасом.

— Ну ладно, — сказал Рэтлиф. — А потом миссис Сноупс и вдова вышли и стали разгружать фургон. А те две девки и с места не двинулись, знай посиживают на стульях, расфуфыренные, в воскресных нарядах, и жуют резинку, но тут Эб обернулся да как обложит их, они и выскочили из фургона во двор, а там миссис Сноупс и вдова воевали с печкой. Он шуганул их, как пару телок, которые слишком дорого стоят, чтобы взбодрить их как следует палкой, а потом они с Флемом сидели и глядели, как эти две дылды вынули из фургона старую метлу и фонарь и опять стоят, не двигаются, покуда Эб не вытянул ближнюю вожжами по заднице. «Ступайте, пособите матери печку тащить, живо!» — заорал он им вслед. А потом они с Флемом слезли на землю и пошли к де Спейну.

— В конюшню? — воскликнул Уорнер. — Вы хотите сказать, что они пошли прямо туда…

— Да нет же. Это после. Конюшня была после. Они тогда, может, еще и не знали, где она. Конюшня сгорела своим чередом, дотла, тут уж надо отдать ему справедливость. А то они просто пришли в гости, по дружбе, потому что Сноупс уже знал, где его земля, и ему бы прямо начинать пахоту, тем более что май был уже в половине. Вот как сейчас, — добавил он самым что ни на есть невинным тоном. — Впрочем, говорят, он всегда заключает контракты чуть не последним. — Он не смеялся. Лукавое, смуглое лицо с лукавыми непроницаемыми глазами было приветливо и спокойно, как всегда.

— Ах так, — со злостью сказал Уорнер. — Ну, ежели он действует, как вы говорите, то, пожалуй, мне до самого рождества и беспокоиться не о чем. Ну, ну, дальше. Что он делает перед тем, как чиркнуть спичкой? Может, я хоть какие-нибудь признаки вовремя замечу.

— Ладно, — сказал Рэтлиф. — Стало быть, пошли они по дороге, миссис Сноупс и вдова остались воевать с печкой, а обе девки так и стояли с проволочной крысоловкой и ночным горшком в руках; дошли они до усадьбы майора де Спейна и свернули по боковой дорожке, а на ней была куча свежего конского навозу, и тамошний черномазый сказал, что Эб нарочно наступил в самую середку. Может, этот черномазый подглядывал за ними через окно. Как бы там ни было, Эб наследил на крыльце и постучал, а когда черномазый велел ему вытереть ноги, Эб его оттолкнул и вошел, и черномазый говорит, что он вытер ноги прямо о стодолларовый ковер и стоит, орет: «Эй! Эй, де Спейн, здорово!» — и наконец пришла миссис де Спейн, поглядела на ковер и на Эба и вежливо так попросила его уйти. А потом сам де Спейн пришел домой к обеду, и, думается мне, миссис де Спейн, наверно, ему нажаловалась, потому что под вечер он прискакал на лошади к дому Эба и с ним черномазый на муле, а за спиной у черномазого свернутый ковер, а Эб сидел на стуле у дверей, и де Спейн заорал: «Какого дьявола вы не в поле?», а Эб ответил — встать он и не подумал, — что ему, мол, желательно начать завтра и что он никогда не делает почина в первый день, но только это уж статья особая. Наверно, миссис де Спейн все правильно ему нажаловалась, потому что он только и сказал, не слезая с лошади: «Черт бы вас побрал, Споупс, черт бы вас побрал!» — а Эб ему на это, не вставая: «Если б я так дрожал над своим ковром, то на вашем месте навряд ли положил бы его там, где всякий, кто войдет, беспременно на него наступит». — Рэтлиф и теперь не смеялся. Он сидел в фургончике легко и непринужденно, гладко выбритый, чистый, в безупречно чистой, хоть и вылинявшей рубашке, и его хитрые умные глаза спокойно смотрели со смуглого лица, голос звучал приветливо, неспешно и чуть шутливо, а сверху на него глядел побагровевший, надутый Уорнер. — Ну так вот, Эб посидел еще немного, а потом заорал в открытую дверь, выходит одна из этих дылд, и Эб ей говорит: «Возьми этот ковер и вымой». А на другое утро черномазый нашел на крыльце, под дверью, свернутый ковер, и на крыльце — опять следы, только теперь это была просто грязь, а миссис де Спейн, говорят, как развернула ковер, всыпала де Спейну еще почище прежнего — черномазый сказал, что похоже было, будто они заместо мыла оттерли ковер битым кирпичом, — потому что де Спейн еще до завтрака, натощак, примчался к Эбу на двор, а Эб с Флемом как раз запрягали, чтоб ехать в поле, и, не слезая с кобылы, злющий как шершень, давай крыть на чем свет стоит не то чтобы именно Эба, а вообще все ковры и весь навоз на свете, а Эб ему ни слова, знай себе подпруги затягивает да гужи прилаживает, а потом де Спейн говорит, что за ковер во Франции сто долларов плочено и что он взыщет за него с Эба двести бушелей из будущего урожая, а Эб еще и сеять-то не начинал. С тем де Спейн и уехал домой. И может, он бы понял, что все это без толку. Может, едва взявшись, сообразил бы, что дело это канительное, а миссис де Спейн помаленьку перестала бы его подзуживать, так что ко времени уборки он бы и думать забыл про эти двести бушелей. Но только Эбу этого было мало. И вот, кажется, назавтра под вечер, лежит майор у себя на дворе, разувшись, в гамаке из бочарной клепки, и заявляется к нему шериф,