Читать «Во что я верю» онлайн - страница 24

Последний же предел, у которого сходятся все стремящиеся к созерцанию, познав ту же темную ночь, через которую прошел св. Хуан де ла Крус^[8], как бы далеки ни были их исходные точки, дает мне меньше пищи для размышлений, чем эти встречи на полпути с инославными братьями всех рас и исповеданий, а иной раз и с объявляющими себя атеистами, даже воинствующими, которые не связывая этого ни с какой выгодой для себя, все же ищут Царство Бо-жие и правду Его: в них я вижу все признаки любви Христа, им неведомого.

Такова особенность моего душевного склада,—я чувствую себя тем ближе к верующему человеку, чем дальше он находится от видимой Церкви, к которой я принадлежу. Это, конечно, таит в себе опасность;

49

да, некоторые люди возбуждают во мне тем более сильную отчужденность и даже враждебность, когда я вижу, что они исповедуют ту же веру, что и я, преклоняют колени у того же Престола и делят тот же Хлеб. Но и здесь парадокс только кажущийся. Я лично никогда не соглашусь, и никто в мире не смог бы склонить меня согласиться с тем, что христианин может свободно выбирать ту или иную политическую установку и прибегать к средствам, обеспечивающим победу определенному политическому направлению.

А во Франции значительная часть католиков, причем не только «воскресных» католиков, выполняющих по привычке некоторые обряды, но и живущих настоящей религиозной жизнью, но и католиков практикующих и даже благочестивых, придерживается другого мнения. И именно поэтому я питаю к ним чувство не только отчужденности, но даже неприязни. Если советский комиссар посягает на человеческую личность и подвергает пыткам подследственного, это действие мне представляется ужасным, но соответствующим представлению комиссара о человеческой личности и его абсолютной подчиненности интересам коммунистической партии и советской России. Если же католик в течение целой недели прибегает к определенным способам заставить обвиняемых сознаться, а в воскресенье приступает к причастию в кругу своих детей, то это причастие создает между нами головокружительную пропасть, делает его мне чужим и враждебным.

Можно на это ответить, что очень немногие католики применяют пытки. Но нашлись же, однако, тысячи и миллионы таких, которые если даже и не одобряют этого, то по крайней мере понимают и оправдывают. Но нашлись же тысячи и миллионы, даже среди благочестивых, которые не могли побороть в себе чувства ненависти и презрения к евреям; если же в них даже и не было ненависти и презрения к ним, то они считали евреев, только потому, что они

50

евреи (так же, как и арабов, только потому, что они арабы), за подозрительную расу. Меня это не волновало бы, если они были бы агностиками или атеистами, какими могли быть Баррес или Моррас. Камень преткновения возникает для меня, когда речь идет о людях верующих и практикующих, более ревностных, более милосердных, чем я (в чем меня часто и справедливо упрекают).