Читать «Океан сказаний» онлайн - страница 6

Минуло несколько дней, и спросила у Шивы Парвати, где и кем родятся проклятые ею слуги. Молвил в ответ Шива, что Пушпаданта родится в Каушамби под именем Вараручи и будет великим ученым, а Мальяван родится в городе Супратиштхита, будет зваться Гунадхьей и станет поэтом. После этого повествования Сомадева переносит нас на землю, и мы узнаем о встрече Канабхути и Вараручи, бывшего Пушпадантой, во время которой последний рассказывает Канабхути о своей прошлой жизни и об основании города Паталипутры. В повествование вводятся новые действующие лица, в том числе знаменитый грамматист Панини, рассказывается о том, как Вараручи стал министром царя Нанды, повествуется о борьбе за власть между придворными и о смерти царя Нанды в результате заговора брахмана Чанакьи (Каутильи).

(«Панчатантра», пер. с санскр. и прим. А. Я. Сыркина, М., 1958., «Двадцать пять рассказов Веталы», пер. Р. О. Шор, Л., 1939., «Двадцать пять рассказов. Веталы», пер. И. Серебрякова, М., 1958.)

Они могут быть включены целиком, как, например, «Двадцать пять рассказов Веталы», или «Панчатантра», могут быть расчленены на более или менее самостоятельные циклы (Сандживака и Пингалака, война сов и ворон) или даже на отдельные рассказы. Впитывая опыт предшествующего фольклорно-литературного развития, «Великий сказ» и его позднейшие варианты служили в свою очередь источником, из которого черпали сюжеты и образы поэты и писатели народов Индии. Одним из ярких примеров обращения к «Великому сказу» явился роман Баны «Кадамбари» (VII в.). Для него прототипом послужила «Повесть о царе Суманасе», видимо, входившая в состав «Великого сказа». Судя по «Океану сказаний», повесть представляет довольно точную сюжетную параллель роману Баны. Главная черта «Океана сказаний» — отражение в нем действительной жизни той эпохи. Возьмем небольшую повесть «О плуте, выдававшем себя за министра». Ведь здесь мы имеем дело с ситуацией реальной, зарегистрированной не только народной памятью, но и исторической хроникой Калханы и другими литературными произведениями, в том числе предшествовавшими «Океану» сатирами Кшемендры. Схождение со многими позднейшими сатирическими произведениями на ту же тему, например с «Ревизором» Н. В. Гоголя, не случайно. Но в известном смысле Сомадева оказывается более язвительным и беспощадным сатириком и исключает разоблачение плута со стороны властей или самого царя. Для Кашмира, где феодальная бюрократия особенно ярко продемонстрировала свой паразитический характер, появление произведения на такого рода сюжет было вполне актуальным, прямым откликом литературы на жизненные явления. Но ведь не одни цари и бюрократы жили в Кашмире. Калхана среди многочисленных портретов исторических личностей нарисовал интереснейший образ чандалы Суйи. В кастовой иерархии чандалы, согласно традиции, — потомки браков между мужьями-брахманами и женами из сословия шудр — занимали одно из самых низших и презираемых мест. В конце IX в. в Кашмире занял престол царь Авантиварман, сумевший упрочить экономическое и политическое положение страны. Во время его царствования Кашмиру пришлось пережить подряд несколько лет катастрофических наводнений и вызванного ими постоянного голода. Положение народа было крайне тяжелым. Ни сам Авантиварман, ни кто-либо из его приближенных не могли найти выхода. Калхана рассказывает, что единственным человеком, сумевшим это сделать, оказался чандала Суйя. Длительное время он повсюду говорил, что у него есть план, как спасти страну от несчастии, но для этого ему нужны средства. Несмотря на сопротивление придворных, Авантиварман не только выслушал Суйю, но и предоставил в его распоряжение необходимые деньги. И Суйя создал грандиозные по тем временам гидротехнические сооружения, построил плотины и отводные каналы, осушил большую территорию и обратил ее в пахотные земли, расселил на ней крестьян, основал новые деревни. Там, где прежде, по словам Калханы, даже в самые урожайные годы цена меры риса не спускалась ниже 236 динаров, теперь благодаря Суйе она была равна всего лишь 35 динарам. Авантиварман сделал Суйю своим министром, а народ прозвал его воплощением «бога пищи». Не порождены ли замечательным трудовым подвигом Суйи многочисленные у Сомадевы образы ремесленников? Обратитесь к «Повести об искусных плотниках Пранадхаре и Раджьядхаре». Чего не могут эти мастера? Да они могут все — был бы только инструмент! Не случайно одного из них Сомадева назвал Пранадхара, т. е. «опора жизни», а другого — Раджьядхара, т. е. «опора царства». И справедливо — без мастеровых никуда не денешься! Случись плотнику оказаться одному на необитаемом острове — он населяет его механическими людьми. Грозит опасность — и он спасается от нее на построенном им самим воздушном корабле. И, как правило, торжествуют у Сомадевы герои, обладающие действенным, активным умом. Но наряду с этим мы сталкиваемся и с немалым количеством рассказов, повестей, сказок, где действуют рок, судьба, которым подвержены все — и даже сами боги, за исключением, правда, Шивы. Судьба оказывается сильнее богов, и от нее спасения нет. Карма, учение о перерождениях души, о том, что судьба человека в данном рождении предопределена добрыми или дурными поступками, совершенными в прошлых рождениях, и что его нынешнее поведение воздействует на его грядущие рождения, весьма искусно используется Сомадевой в интересах построения сюжета. Именно это позволяет ему свободно передвигать своих героев во времени, из касты в касту, отца и сына в настоящем делать в прошлом братьями и т. д. И все же судьба судьбой, а человек у Сомадевы настойчиво хочет оказаться сильнее судьбы, сильнее предопределения — он хочет стать хозяином своей судьбы. Правда, на пути его желаний громоздятся традиционные верования, предрассудки, темные, не понятые еще им силы. Мудрый Нагарджуна, желавший сделать жизнь человека вечной, оказывается не в состоянии одолеть именно эти силы, обрекающие его на гибель. Особенно интересно и весьма неожиданно для произведения, созданного в XI в., что эти силы не витают где-то в потустороннем мире, а действуют, как правило, внутри человеческого общества. Но при всей жизненности ситуаций, при том, что в «Океане сказаний» нашла высокохудожественное отражение действительная жизнь, нет оснований ожидать от этого произведения сколько-нибудь точного воспроизведения исторических фактов. Это прежде всего произведение художественное, и в нем, как реальные факты современной автору жизни, так и достоверные факты прошлого (например, свержение династии Нандов основателем династии Маурья Чандрагуптой) служили только лишь материалом для искусного построения сюжета или образа. Через сто лет после Сомадевы создает свою хронику Калхана. Сомадева выступает в первую очередь как художник, Калхана — как историк, но вместе с тем первому присущ историзм в той же мере, в какой Калхане присуща художественность. Сомадеве необходима жизненная достоверность, поскольку он следует принципу аучитья (уместность), Калхана обращается к этому же принципу для того, чтобы его художественность не нарушила историческую достоверность. «Океан сказаний» написан на санскрите. Не раз писалось во множестве исследований, что санскрит — язык мертвый, и обращение автора к нему обрекало произведение на существование в своих собственных рамках или в лучшем случае в несколько более широких рамках того слоя, для которого санскрит был профессионально необходим, т. е. для брахманского, жреческого сословия. Конечно же, такой круг поневоле узок, и вряд ли можно было бы говорить о всенародном значении произведения. Однако для Кашмира XI–XII ее. круг читателей произведений на санскрите был много шире. Официальное положение санскрита как языка не только храма, но и делопроизводства выводило санскрит за рамки культа. Это во-первых. Отсюда же следовало и во-вторых — разбухшая бюрократическая прослойка размывала традиционные границы применения санскрита. К сожалению, вопрос о языковой ситуации в Кашмире в те достаточно отдаленные времена остается все еще плохо изученным, и мы не можем сказать, конкурировал ли там с санскритом в качестве делового языка какой-либо другой язык. Тем не менее, судя по литературным данным, санскрит в Кашмире использовался широко. Сомадева опирался на всю предшествующую литературную традицию кашмирцев и других народов Индии, он был подлинным мастером художественного слова. Санскрит «Океана сказаний» прозрачен, и разве только там, где Сомадева хотел блеснуть особенно замысловатой метафорой, эта прозрачность мутнеет, язык оказывается не менее усложненным, чем у некоторых из его предшественников, потрясавших читателей и слушателей необычной виртуозностью в построении стиха. Но для Сомадевы это в общем редкое исключение. Для него характерно иное — редкостное стилистическое многообразие, определявшееся характером его произведения. И действительно, мы встречаемся в «Океане сказаний» с самыми примитивными анекдотами, где сюжет сведен чуть ли не к абсолютно оголенным, лишенным какого бы то ни было собственно художественного оформления сцеплениям двух-трех мотивов. Но здесь же перед нами предстают и образцы других жанров, в каждом из которых Сомадева пользуется стилем, объективно необходимым и для избираемого им жанра и для разрабатываемого в этом жанре сюжета. Сомадева писал на санскрите. Сколь бы ни была широка сфера этого языка в Кашмире, он все же не мог заменить общенародного языка; исторические же условия той поры еще не создавали возможности для подъема языка или языков и диалектов, на которых говорили кашмирцы того времени, на уровень литературного языка. Кашмирская литература на санскрите после блистательной кульминации в XI–XII ее. оказалась обреченной на угасание. Судьба творения Сомадевы, однако, оказалась не затронутой этим процессом. «Океан сказаний» начинает двигаться по стране. История этого движения мало изучена. Полагают, что послуживший образцом для «Океана сказаний» «Великий сказ» Гунадхьи еще в VI в. был переведен на санскрит царем Дурвинитой из династии Ганга, правившей в Андхре. Один из индийских филологов выступил с утверждением, что «Великий сказ» был переведен на древнетамильский язык еще во II в. до н. э. и назывался «Удаянанкадаи» (т. е. «Повесть об Удаяне») или «Перунгадаи» (т. е. «Большой рассказ»). Видный знаток тамильской литературы проф. Вайяпури Пиллаи считал, однако, что «Перунгадаи» не мог быть написан ранее VIII в. Но это — предположения, которые пока еще доказаны быть не могут, поскольку нет достаточно надежных представлений о датировке самого «Великого сказа». Довольно давно — еще в конце прошлого века — было обнаружено написанное на языке махараштри, предшественнике современного маратхского языка, пространное повествовательное сочинение в прозе «Васудевхинди», т. е. «Странствование Васудевы», относящееся к V–VI вв. Автор его — джайн Сангхадасагани. Индийские исследователи В. Агравал и С. Н. Дасгупта полагают, что это есть не что иное, как джайнская версия романа о Нараваханадатте, с той разницей, что Сангхадасагани вместо Нараваханадатты сделал своим героем Васудева из рода Андхакавришни, отца Кришны.