Читать «Сердца в строю» онлайн - страница 226

Иван Иулианович Свистунов

Еще издали услышав шум мотора, Юрий свернул в чащу. За зеленью кустарника промелькнул кузов автобуса. Когда машина скрылась, Юрий лег на траву. Бледное вечернее небо было пустым и далеким. Сосны стояли строгие, невозмутимые, не шелохнув ни одной веткой. И небо, и лес, и все вокруг приготовилось ко сну.

Пришли на память вчера написанные стихи. О ней. Но никогда не услышит их девушка, проехавшая мимо в зеленом автобусе:

Ты могла быть другом, сердцем чистым,

Родником, поющим в самый зной,

Ложью вдохновенною, как приступ,

Болью неотступною, зубной.

          Тоненькой березкою в Рязани,

          Кошечкой домашнею такой,

          Правдою, похожей на сказание,

          Пушкинской — как дважды два — строкой.

Ты могла быть ясным звуком домры,

Мелочью, бездарной, как пшено,

Вечером зовущим, утром добрым.

Светом. Тьмою. Низом. Вышиной.

          Кем угодно! Разве дела мало?

          Я любое для тебя найду…

          Для чего ж ты женщиною стала

          На мою счастливую беду?

Невозмутимо и строго стоят вокруг сосны. Слушают. И не понять: сочувствуют или осуждают…

…В летнем лагерном клубе уже все готово к концерту. Суетится неутомимый Веточкин. Все места заняты солдатами, сержантами, офицерами.

На сцене у закрытого занавеса — Лена. В щелку смотрит она в зал — сколько знакомых лиц! Но бегут по рядам ее глаза, не задерживаясь, не останавливаясь, ищут кого-то…

Примчался запыхавшийся Веточкин:

— Все готово!

— А где… — начала было Лена.

— Кто?

— Нет, нет, ничего. Давайте начинать.

Звенит звонок, раздвигается занавес, начинается концерт…

Смешит публику остротами, испытанными на многих поколениях зрителей, конферансье Валентин Виолетов. Кружится, порхает, мелко семенит ножками Тамара Петухова. Грустно, тихо, но так, что слышно и в последнем ряду, читает стихи Елена Орлова:

Всех, кого взяла война,

Каждого солдата

Проводила хоть одна

Женщина когда-то,

Не подарок, так белье

Собрала, быть может.

И что дольше без нее,

То она дороже.

И дороже этот час,

Памятный, особый,

Взгляд последний этих глаз,

Что забудь, попробуй.

Обойдись в пути большом,

Глупой славы ради,

Без любви, что видел в нем,

В том прощальном взгляде.

Он у каждого из нас

Самый сокровенный

И бесценный наш запас

Неприкосновенный.

Идет концерт…

А вдалеке от клуба, от лагеря, на обочине глухого лесного проселка все в той же позе лежит Юрий.

Уже догорел и обуглился закат. Потемнели, еще больше насупились сосны. Бледный, странно запрокинутый месяц, словно подтаявшая льдинка, выглянул из-за леса. Может быть, и он услышал полушепотом произнесенные слова:

…Для чего ж ты женщиною стала

На мою счастливую беду?

С того самого утра, когда Акулина Григорьевна, не скрывая радости, съехидничала: «А ты, мил человек, цветочки свои возьми, может, сгодятся тебе где в другом месте», — Щуров не видел Лену. Раза два писал ей письма, раза два, наезжая из лагеря в город, звонил по телефону. Все напрасно: ни ответа ни привета.

Досада петлей душила Щурова. Теперь в полной мере понял он, как дорога ему Лена. Пусть в самом начале, еще до встречи с ней, и был голый меркантильный расчет («влиятельный тесть», «материальная обеспеченность» и так далее), но теперь он знал: будь Лена дочерью ефрейтора, ходи она в одном ситцевом сарафане — все равно он любил бы ее!