Читать «Синдром уцелевших» онлайн - страница 5

Я же не открывал и не закрывал рюкзака. Я был из очень прогрессивного кибуца, который не обеспечил своих солдат талесами.

Потом мы десантом с вертолётов захватили Голанские высоты и вернулись домой. С тех пор мой дом находился в кибуце Шаар Аголан — Ворота Голана, между Иорданией и Сирией, до каждой из границ было по километру. В течение двух лет все наши дети ночевали в убежищах, а иногда находились в них целый день, но, несмотря на это, ни одна из семисот семей не покинула кибуц. Только после войны Судного Дня, когда дети смогли выйти на воздух, я попросил разрешения на учёбу. Пять лет я учился в Академии искусств Бецалель, а потом вернулся на работу, на плантации авокадо.

Выращивая авокадо, я размышлял над тем, что же делать с остальной своей жизнью. Прийдя к решению, я поехал к своему профессору.

— Я должен написать картину — сказал я ему.

(Может быть, я знал это ещё раньше: когда штурмовал Иерусалим, а солдаты произносили «Шема, Исроэл, Адонай»… Наверно, даже раньше — когда читал кадиш по моей маме, которая решила присоединиться к своим семи сёстрам, загазованным в Тремблинке).

— Я должен написать эту картину. Историю моего народа…

Профессор мне посоветовал, чтобы я писал её вдалеке от Израиля, поскольку художник должен быть свободен от эмоций, и дистанцироваться по отношению к представляемой теме

Я объяснил членам кибуца, что художник должен дистанцироваться и освободиться от эмоций, и в кибуце согласились с тем, что я должен уехать. Мне купили билет, и я приехал в Канаду.

БАРУХ:

Я родился в Бронксе, мои родители родом из Бронкса, мои деды приехали в Бронкс из Польши. Все они были добрыми религиозными евреями. Я тоже должен был стать добрым евреем. Я ходил в ивритскую школу, прошёл бармицву, постился в Йом Кипур и оплакивал разрушение храма.

Меня призвали в армию, я был во Вьетнаме. Я был молод, отважен и, наверно, походил на тех парней из американских фильмов о Вьетнаме. Может быть, я был только не так жесток и циничен. А может быть, был тоже жестоким.

Однажды я стоял на посту.

Стемнело.

Тьма наступает во Вьетнаме быстро, как будто неожиданно… Я знал, что сейчас воздух станет синим, потом тёмносиним, а потом уже чёрным, и это будет горячая липкая чернота, прилипающая к коже. Мне стало тоскливо. Может быть потому, что стемнело, и я был страшно далеко от Бронкса… Метров на двести передо мной стоял на посту мой коллега. Я подумал, что и ему, наверно, тоже тоскливо, и что я на минуту подойду к нему, и мы вместе выкурим по папиросе.

Я двинулся в его сторону.

Когда я прошёл половину дороги, что-то странное произошло с моими ногами — они перестали меня слушаться. Я хотел идти дальше, но ноги становились всё тяжелее. Я позвал: — Эй, там, я иду к тебе!