Читать «Максимовна» онлайн - страница 4

— Ладно, пошли в совхоз, мамаша, — сказал он примирительно. — Куда вы сейчас поедете на ночь глядя?

2

Утром Максимовну разбудил плач ребенка. Она подняла голову, осмотрелась. Батюшки мои — палатка! Брезентовые стены, брезентовый потолок, маленькие окошечки — не то стеклянные, не то слюдяные. Посредине длинный стол, и на нем — чайник, железные кружки, огрызки хлеба. По бокам — походные койки-раскладушки. Половина коек пустует, на остальных спят люди, укрывшись одеялами, полушубками, солдатскими шинелишками без погон.

И сама она поверх легонького байкового одеяльца была укрыта чьим-то тяжелым полушубком, остро пахнувшим овчиной и бензином. Вспомнила: как легла ночью в платье, в черной вязаной кофте, так и уснула, умаявшись за день.

— С добрым утром, мамаша! — весело окликнул ее Кочубей. Он сидел на поставленном торчком чемодане и, пристроив на тумбочке зеркальце, брился.

Максимовна промолчала.

Детский плач все сильнее и сильнее раздавался из-за байкового одеяла, отделявшего в палатке «семейный угол». Кто-то поднял взъерошенную голову, ошалело посмотрел в сторону «угла» и снова нырнул в постель, натянув на голову пальто с каракулевым воротником.

— Вот дает! — пробурчал Кочубей и с намыленной щекой поднялся с чемодана.

— Сиди, я сама, — остановила его Максимовна. — Разбудит мальчонко-то ребят…

— Это не мальчик, а девочка.

Максимовна опять промолчала. Прошла в «семейный угол» и вскоре вернулась с девочкой на руках.

— Чья это голосистая такая?

— Директора, Павла Степановича, дочка. Женато агрономом у нас, ну, и… — объяснил Кочубей, брея щеку и одним глазом наблюдая, как у старушки от удивления поднялись брови.

Но она тотчас овладела собой и, ожесточенно укачивая девочку, сокрушенно вздохнула:

— Вот она, жизнь-то!

— Жизнь нормальная, — спокойно заметил Кочубей, снова намыливая щеку. — Только вот ваш вопрос, мамаша, почти безнадежный. И чего вы сыну задний ход даете?

— Так ведь рисовальщик он по хлопчатобумажным тканям. Цветы может рисовать, листочки, веточки разные… На фабрике работал, а нынешней весной взял да и уехал на эти самые целинные земли.

— Что ж вы отпустили его?

— Сам уехал, тайно. Вроде бы к товарищу. А потом письмо получаю: так, мол, и так, прибыл на целинные земли по комсомольской путевке, не волнуйся, — Максимовна всхлипнула. — А как же мне не волноваться-то? Ведь мать я… Вон у нас жизнь какая!.. К тому же семнадцать лет парню… Ты не равняй по себе. В моряках, чай, служил?

Она кивнула на матросскую тельняшку Кочубея, на его крепкую шею и мускулистые татуированные руки.

— Во флоте я не служил, мамаша. Срок не вышел.

— А форма?

— У нас вся семья морская. И дед, и отец, и старшие братья. Сам мечтал на корабле плавать. У брата и форму выпросил. Ну, а как набор на целину объявили, сюда прямым курсом пошел.

— Ишь ты… И не жалко мечты-то?

— Да как вам сказать, мамаша? Конечно, жалко. Но ведь здесь тоже море, только степное. Одним словом, целина!

Кочубей закончил бритье, достал из тумбочки грязную тельняшку, повертел ее в руках и забросил обратно. Потом перекинул через плечо полотенце, забрал помазок, мыльницу и вышел из палатки. А Максимовна унесла девочку за байковое одеяло. В палатке один за другим стали просыпаться комсомольцы.