Читать «Газета Завтра 272 (7 1999)» онлайн - страница 60

Когда я слушал Любовь Васильевну, мои глаза туманились и порой мне казалось, что смотрит на меня Родина-Мать с военного плаката, только не грозная и призывающая, а спокойная и уставшая. Говорила она тихо, без пафоса. В судьбе ее Евгения сошлись судьбы многих русских солдат. Не из газет и телепередач, а через конкретное отношение к ее сыну, к другим солдатам, она знает — кто друг, а кто враг. Кто воевал против них, предавал их — тот против России. Ни один аналитик Генерального штаба или бандитский полевой командир не знает о чеченской войне более этой женщины. Она лично знает всех сколько-нибудь заметных участников и героев этой битвы. Знает и иуд. Когда выступавший перед матерями депутат Юшенков предложил закопать три вагона неопознанных трупов в Ростове и вбить колышек (не крест — колышек!) — матери чуть не разорвали его. Она лично знает, чем в Чечне занимались все эти “врачи без границ”, представители ОБСЕ, иностранные наблюдатели. Знает — и всякий раз славит Бога, когда новые европейские головы ложатся на алтарь незавершенной войны. Она имеет на это право — слишком много русских голов и русской крови повидала и оплакала она. Они воевали против ее сына, а значит — против России. “Вот так, как я сижу против вас, я сидела против Лебедя, когда он приехал сдавать Чечню”, — вспоминает мать. Она обзывала его последними словами: “Ведь ты оставляешь тут наших детей: пленных и закопанных в этой проклятой земле”. Он наверняка помнит ее.

Она мыла полы в офицерском общежитии в Ханкале и знает генералов, прошедших эту войну: тех, кто ничего не понял в Чечне и заливал в себе последние остатки человеческих качеств водкой, и тех, кто, потеряв сыновей, оставался человеком. Такими были Пуликовский и Тихомиров. Последний согревал ее своим человеческим участием, жалел ее и давал ей колбасы из своего генеральского холодильника перед очередным ее выходом в горы.

Родина-Мать помнит, с какой надеждой смотрели все на Шаманова. Почему с ними нельзя было разговаривать так, как он? Захватили чеченцы подло двадцать один человек. Он снимается со своей бригадой, подходит к ближайшему аулу, вызывает чеченцев на переговоры, говорит: “Если не вернете к вечеру, этой горы и этого села не будет. Слово Шаманова”. К назначенному времени вернули двадцать два человека.

Она помнит встреченных ею в плену полковников Новожилова и Максименко. Предельно изможденные, но с несгибаемой силой духа. Без всех этих людей там делать было бы нечего. Сильные духом понесли на себе крест чеченской войны.

СЛУШАЯ ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНУ, я понял, в чем апокалиптичность этой войны: она не в разрушительности применявшегося там оружия, а в состоянии душ воевавших людей. Характеристика, которую она дает явлению, именуемому “чеченский народ”, ужасна: “Был там один хороший чеченец. Учитель. Я потом видела на распространявшихся на территории Чечни видеокассетах его расстрел; Басаев застрелил его как врага ичкерийского народа”. Один человек повстречался — почти за год блужданий! Дома у матери хранятся видеокассеты о войне, снятые самими чеченцами, о борьбе с “Российской империей”. Эта “борьба” заключается в съемках бесконечных казней русских солдат. “Русский Дом” показал отрывок из одной такой кассеты, явно щадя наши толстые души. На той же кассете запечатлена казнь другого солдата. Любови Васильевне кажется, что это ее сын. На левом боку лежит связанный русский солдат. Над ним склоняется с огромным тесаком чеченский бандит, поднимает голову, проверяя — попал ли он в кадр, и начинает отрезать голову. Но не до конца... Голова застывает, а тело бьется в конвульсиях. Бандит помоложе хочет добить тело из автомата, но головорез говорит: “Нэ надо”. И они тащат бьющегося, еще живого солдата в могилу, чтобы закопать. Живого... Эти кассеты они снимали для себя.