Читать «Узник России» онлайн - страница 387
Юрий Ильич Дружников
А что делать, если в бумагах обнаружится юмор, или недостаточно почтительная строка о царе, или стихотворение с тайной мечтой о свободе? «По прочтении этих бумаг, ежели таковые найдутся, они будут немедленно преданы огню в вашем присутствии». Все материалы, которые Пушкин готовил к публикации как издатель «Современника», Бенкендорф тоже велел рассматривать, сортируя на две части: «которые возвратить к сочинителям и которые истребить совершенно».
Как быть с личными письмами? «По той же причине, – продолжает Бенкендорф, – все письма посторонних лиц, к нему писанные, будут, как вы изволите предполагать, возвращены тем, кои к нему их писали, не иначе, как после моего прочтения». Таким образом устанавливался конкретный контроль над всем окружением поэта. Письма вдовы генерал, конечно, тоже затребовал к себе на стол. Был тут и личный интерес должностных лиц: открылась возможность поглядеть, нет ли чего-либо «про меня».
Мертвый Пушкин оставался для правительства поднадзорным, или, говоря современным языком, некой миной замедленного действия, которую власти пытались обезвредить. Во всем этом сильней всего поражает маленькая деталь: сообщая сестре Анне о смерти Пушкина, Николай Павлович вдруг забоялся писать свое мнение, сказав: «Это не терпит любопытства почты». Царь не доверял созданной им самим системе слежки: ни почтмейстерам, ни тайной полиции, ни фельдъегерям.
Разбирать бумаги разрешили у Жуковского дома, притом генерал-майор Леонтий Дубельт, уходя, каждый раз лично опечатывал сундук с рукописями, уносил с собой ключ и опечатывал комнату, где стоял сундук. Дубельт первым читал каждый клочок бумажки и, занеся ее в протокол, отдавал Жуковскому только то, что тому дозволялось прочитать, а что нет – запечатывал в пакеты для Бенкендорфа. Так продолжалось шестнадцать дней.
Третьему отделению и Жуковскому открылась картина, которую легче осмыслить нам, проведшим жизнь под покровительством человеколюбивых органов, озабоченных исключительно чистотой наших мыслей. Мы выросли на самиздатской литературе ХХ века. Скажем сразу: Пушкин и тут оказался основоположником – нашим самым известным самиздатчиком, хотя такого слова тогда еще не существовало.
В 1836 году он вспоминал, что «вся литература сделалась рукописною» в последнее пятилетие жизни Александра Павловича. Всю жизнь Пушкин писал в стол, точнее в шкатулку, стоящую на его столе. Он считал, что жизнь писательская невыносима: «никогда не бывали они притеснены, как нынче» (Х.462). Но при этом копии стихов, написанных им, растекались по всей стране и попадали в Европу. Только после смерти поэта, приоткрылась рукописная сокровищница. А сколько гениальных замыслов осталось по разным причинам не записанными! Когда-то в «Послании цензору» он писал: