Читать «Кормление старого кота. Рассказы» онлайн - страница 34

Квартира эта была выморочной, как перезаложенное имение.

Скоро ее должны были отобрать.

Пока же по стенам там висели портреты человека с орденом

Красного Знамени в розетке.

Был и человек с трубкой – но пропал не так давно.

Еще унаследовал я кота – пугливого и пожилого.

Именно здесь, глядя из окна на незнакомый пейзаж – серый куб телефонной станции, офис без вывески и мусорные ящики, – я открыл, отчего февраль похож на весну.

Он похож на весну оттого, что нет в Москве снега.

А День Советской Армии переименовали в День Защитника Отечества.

В наступающих сумерках по Тверской двигалась демонстрация.

Красные флаги вместе с черными пальто придавали ей зловещий вид.

Продавцы в коммерческих киосках споро собирали свой товар и навешивали щиты на витрины. Я купил у них бутылку водки и пошел домой.

Там моя жена уже варила гадкие пельмени. Пельмени эти снаружи из белого хлеба, а внутри из черного.

Друг мой тоже принес какую-то снедь, и, сразу захмелев, все присутствовавшие вспомнили фильм нашего детства, где советский разведчик пек картошку в камине.

Тогда мы запели “Степь да степь кругом” – протяжно и хрипло.

За окнами зимний вечер расцветал салютом, а мы тянули печальные солдатские песни.

Длился и длился этот час в начале масленицы, час, за которым открывался новый день, спокойный и пустой.

Наутро я пошел по своим хозяйственным делам.

Я шел мимо нищих. Были, впрочем, и не нищие.

В Москве откуда-то появилось много цыган.

Нет, не то чтобы их не было раньше, но новые цыгане были другими.

У здания гостиницы “Белград” хорошо одетых прохожих окружали стайки детишек, мгновенно вырывая сумки, сбивая шляпы, и тут же исчезали.

Обороняться от них было невозможно.

Единственное, что имело смысл, так это схватить самого неуклюжего, и тогда в ближайшем отделении милиции состоится обмен малыша на принесенные цыганским бароном вещи.

Одна иностранка, изящная молодая девушка, когда ее окружили толпой цыганята, начала хладнокровно расстреливать их из газового баллончика.

Была она изящная, можно сказать – грациозная.

Потом я узнал о ней много другого.

Губы ее были на службе у правительства.

Того, далекого, правительства.

Официально она занималась Мандельштамом и Пастернаком, но эти занятия пахли чеченской нефтью и артиллерийским порохом.

Еще ее интересовал Афганистан.

Мы говорили о нем и о русской литературе, а мой одноклассник уже шестой год лежал в горной местности, где топонимы раскатисты, как падение камня по склону.

Вернее, он был рассредоточен по одному из таких склонов, но это не тема для разговора с иностранкой.

Каждый день я хожу мимо нищих.

Нищие приходят на свои места, как на работу, в урочное время, рассаживаются, расчесывают, готовясь, свои язвы.

Они курят, будто солдаты перед боем, и переговариваются:

– Твои пошли, я беру на себя левого…

Однажды, на Мясницкой, я забрел в блинную.

Пухлая деревянная баба в кокошнике печально смотрела со стены.

Облезлый кот грелся у батареи, и он был похож на моего старого кота.

И это было место кормления нищих.

Напротив меня сидел кудлатый старик и переливал чай из одного стакана в другой, щурился, закусывал принесенной конфетой. Еще один, в кавалерийской шинели, сидел справа, двигал под столом ногой в валенке.