Читать «Товарищ Кисляков(Три пары шёлковых чулков)» онлайн - страница 168

«Стенгазета отряда имени Буденного — редакция квартира № 6, комната 9-я…».

Комната № 9 — это его бывшая комната, которую он вырвал почти из рук у дамы с ордером Цекубу и откуда его выжили самого. Он пошел дальше и опять вспомнил Миллера с его белыми ресницами и животным круглым затылком. Его, как иглой в сердце, кольнула острая ревность. Это была не физическая ревность (потому что Тамара сама сказала, что она, как мужчину, чувствует только его — Кислякова), но это была духовная ревность от мысли, что другой человек духовно заинтересовал ее больше. И кто же! Тот, кто с тупым циничным самодовольством сказал, что русскую женщину можно купить за три пары шелковых чулок. Кисляков вдруг ощутил давно забытое чувство: оскорбление национального достоинства.

— Эти господа иностранцы думают, что нам теперь можно говорить, что угодно, что мы…

Вдруг он наткнулся на что-то, какой-то предмет упал на мостовую и сейчас же послышалось:

— Куда тебя черти несут! Не видишь?

Это кричал торговец яблоками с лотка, стоявшего на тротуарной тумбе. Кисляков в задумчивости налетел на этот лоток и свалил его вместе с остатками яблок.

— Провались ты со своими яблоками. Я за них заплачу, вот и всё.

Он вынул пять рублей и сунул их торговцу. Тот на полуслове оборвал свои ругательства и, взяв деньги, даже снял шапку и поблагодарил.

— Кто же ее знал-то, — говорил он, когда Кисляков уже отошел, — ведь теперь какой народ пошел: он свалит да еще обложит тебя. А этот, вишь, добрый человек, в убыток не хочет вводить.

Он, подобрав из грязи яблоки, обтер их полой фартука и опять разложил на лотке.

И, когда уже дело было сделано, Кисляков спросил себя: «А почему же именно надо было отдать пять рублей, когда там и яблок-то было всего на рублевку? Да и всё равно разносчик опять их положит на лоток?».

Ответа на это не нашлось.

«Эти господа думают, что нам уже можно говорить в глаза, что угодно», продолжал он думать о Миллере, шагая по темной улице.

«Вот закатить бы ему хорошую пощечину, тогда бы он узнал. И как это никто не нашелся ничего ему ответить, — еще угодливо смеялись. Он даже, кажется, сам смеялся из вежливости».

LVI

На третий день после вечеринки у Аркадия, Кисляков проснулся в своей новой комнате в совершенно особенном настроении.

Во-первых, сегодня было первое октября, исполнялся срок, поставленный Тамарой. Она просила не трогать, не расспрашивать ее ни о чем только три дня, так как что-то должно было решиться в ее жизни, после чего их отношения, вероятно, будут продолжаться попрежнему. Во-вторых, у него с необычайной ясностью определилась его политическая позиция: отныне он (раз и навсегда) действительно верный друг Полухина, и тот может на него положиться, как на самого себя.

А этим ребятам из ячейки он скажет, что они неправы в своем отношении к Полухину. Он не побоится заявить, что стоит на стороне Полухина (тем более, что вряд ли они так сильны, как думают).

Но, когда он пришел в музей, его как обухом по голове ошарашили новостью: ячейка свалила Полухина… Ему было поставлено в вину его индивидуальное управление, без привлечения к творческой работе молодых сил. Он ни разу не созвал их, не проявил никаких коллективистических навыков и распоряжался, как генерал доброго старого времени (Ипполит Кисляков предупреждал его). Обнаружился полный отход Полухина от рабочего коллектива и полное игнорирование предложений ячейки.