Читать «Гностики и фарисеи» онлайн - страница 14

Он остался на месте и выдавил из себя:

– Это ты… хорошо придумала… с сервизом.

Напряжение спало. Анисья Осиповна подала чашки, разлила чай. И так они сидели, словно всё у них хорошо и ни за что им ни перед кем не стыдно.

А ночью поднялся Василий Иванович и, сам не зная зачем, босой направился в кухню, где, распахнув посудный шкаф, принялся рассматривать составленные стопкой тарелки и выложенные цветком на груде блюдец чашки.

Через два дня отвезла Анисья Осиповна детей в деревню к матери и вместе с Виктором Осиповичем уехала в Саров. Остался Василий Иванович один. Но когда вечером смотрел он в комнате телевизор, вдруг за стеной на кухне услышал голоса. Василий Иванович прислушался. Говорили двое. Один голос он тут же узнал, этот нежный, ласкающий голос он узнал бы из целого хора. Другой голос был мужской, незнакомый.

– …Что же ты, лапшу ему навешала? – спрашивал мужской голос.

– Я ведь пошутила тогда, а он, дурак, поверил, – отвечала она и смеялась.

– Что же ты предлагаешь?

– А в расход его! Чего тут предлагать!..

– Да ведь сама же говорила: мужик хороший, не пропащий…

– Говорю: шутила! На кой он ляд сдался?

– Он и в самом деле ничего… не пропащий. Вон месяц уж держится!

– Держится!.. Не знамо за что подвешенный. Вот те нож, обруби волосок – и часу не продержится!.. Да я бы таких… кастрировала!..

– Ну это ты слишком!

– В самый раз!..

Они замолчали. Василий Иванович ещё выждал, а потом на цыпочках прошёл в кухню, решив, что лучше напасть первым.

Кухня была пуста. «Через балкон ушли!» – обрадовался Василий Иванович, глядя, как ветер играет тюлевой занавеской, свисающей в балконном проёме и похожей отчего-то на стираные бинты…

Когда на другой день вернулись Анисья Осиповна с братом, первое, что увидели они, войдя в комнату, был Василий Иванович, восседавший торжественно на диване. Рядом с ним покоилась белая тарелка с серебряной каймой, а на тарелке – шмоток какой-то еды, определить которую, не отведав, никто бы не смог. На полу, у ног Василия Ивановича, стояли горкой остальные тарелки из сервиза.

– А-а! Богомольцы!.. – воскликнул невнятно Василий Иванович и принял позу непринуждённости, раскинув руки по спинке дивана. Но этого ему показалось мало. Он поднялся и двинулся навстречу жене и шурину, немотствующим в дверях. Его качнуло. Он устоял, но тут же идея, великолепная и ни на что не похожая посетила его. Он крякнул и пошёл вприсядку. Нельзя было сказать, что он плясал – так неточны и некрасивы были производимые им движения. Он приседал, точно нащупывал под собой стульчак, потом, точно ужаленный в самое неподходящее место, выпрямлялся резко. Выбрасывал вперёд то одну, то другую ногу, выворачивая ступни, раскачиваясь и едва не падая. Весь вид Василия Ивановича выражал победу света над тьмой, просвещения над мракобесием, идеалов свободы над вековым рабством.