Читать «Сцена» онлайн - страница 58
Влас Михайлович Дорошевич
Всякие театры есть! И такой, где только по-французски играют, и такой, где хоть и по-русски играют, но тоже ничего не поймёшь:
— Что такое?
Так что сам директор диву даётся:
— Позвольте, — говорит, — ничего не понимаю, что такое тут происходит. Похвалите их в моей газете!
И такой театр есть, в котором, как в предбаннике. Ей-Богу! Даже нарочно театр так топят. Директор подойдёт, когда печник печи топит, да, добрый человек, и прикажет:
— Подкинь-ка, подкинь-ка ещё полена два! Чтоб актрисам на сцене раздеваться было теплее. Застудишь!
Очень хорошо. Совсем предбанник. Раздеваются, тепло, и пару нету.
Словом, всяких театров есть в пропорции.
Но только Хома Брут, как помнил наставления капитана Копейкина, так и говорит себе:
— Ну, нет! Шалишь! В эти театры я не пойду.
И выбрал себе театрик поскромнее, в отдалении, в сторонке. Наслышался он, что тот театр держит дама, ну, и пошёл без опаски:
— Баба-то мне ничего не сделает! С бабой я и сам справлюсь!
Хорошо. Приходит он к театрику скромному, постучался. Отворяет ему дама, — настоящая петербургская дама в очках.[39]
— Чего тебе, добрый человек, — говорит, — надо?
— А вот, — Хома Брут говорит, — я человек приезжий, никогда театров не видал. Так желательно было бы мне, барыня добрая, театр посмотреть.
— А как твоё имя, добрый человек? — барыня в очках спрашивает.
— А зовут меня филосо́в Хома Брут! — философ говорит.
Тут барыня руками аж заплескала.
— Ах, — говорит, — уж не тот ли ты Хома Брут, про которого Николай Васильевич Гоголь писал?
— Он самый.
Тут она и двери настежь отворила.
— Входи, — говорит, — добрый человек, посмотри мой театр!
Зашёл Хома Брут, да и ахнул.
Театр… Ну, да где мне, старику, вам рассказать, что за театр! И пера такого нет, чтоб этот театр описать. Нет перьев для этого! Все перья с тонким расщепом!
Довольно вам сказать, что в зале, куда ни посмотришь, цветы. И не какие-нибудь цветы, которые вот так, во всякой земле растут. Из папиросной бумаги цветы! Сама барыня в очках, видно, делала. Искусница.
И, куда ни поглядишь, везде перед тобой человек. И не потому, чтоб публики было много, а потому, что везде зеркала. Раскрыл рот мой философ, стоит да на все стороны в зеркала и кланяется:
— Здоровы будьте, паны генералы!
Посмеялась барыня в очках над его простотой и повела его в зал зрительный.
— Садитесь! — говорит так приветливо.
А Хома Брут и сесть-то не знает куда. На пол? Так на полу-то везде клеёнка, вот что в образованных домах на стол за едой стелют. Как на неё сядешь? А на стул там или на кресло сесть и не думай. Таким обит. Шапку из такой обивки сшить и на голову, а не садиться на неё, прости Господи.