Читать «Сцена» онлайн - страница 41

Блестящее исключение из летних петербургских антрепренёров никогда не было лакеем. Оно занималось прежде тем, что рассказывало сценки по портерным, иногда возвышаясь даже до игры в балаганах! Затем неожиданно получило большую сумму денег и стало держать театр.

Таким образом, и среди петербургских летних антрепренёров есть исключение.

Но ведь оно одно!

Остальные, все как на подбор, из бывших лакеев.

Это завелось сравнительно недавно.

Прежде Петербург летом увеселяли бывшие артисты: Лентовский, покойный Сетов, хоть бы тот же Рауль Гинсбург.

Потом уж появился спрос на лакея.

И спрос до того сильный, что даже премудрая г-жа Неметти сдалась и уступила своё место какому-то господину, который на вопросы:

— Какое общественное положение занимали вы раньше?

Отвечает, говорят:

— Официальное!

Потому что бедняга путает официальное с «официантским». Конечно, по неграмотности!

Дело летнего увеселения петербуржцев стало таким образом делом исключительно лакейским. Никто, оказывается, так не может развеселить петербуржца, как лакей.

И это доказывается цифрами. Прежние антрепренёры, из артистов иногда наживались, как г-жа Неметти и маркиз Гинсбург, но чаще прогорали, как Лентовский и Сетов. Антрепренёры из лакеев наживаются все сплошь, и никто никогда не слыхал о крахе антрепренёра из лакеев.

Таково положение дел.

А впрочем, всякий город имеет таких антрепренёров, каких он заслуживает.

Это совершенно естественно и нормально, что в Петербурге успех имеют именно антрепренёры из лакеев.

Ни одна профессия в Петербурге вообще так хорошо не оплачивается, как лакейская.

И мне не в одной театральной среде приходилось слыхать, что успех имеют только лакеи.

Мне приходилось видеть людей, приезжавших сюда с верными делами и уезжавших с отчаянием:

— Проиграл! Мой друг, я не умею холопствовать, бегать, кланяться, подкуривать, льстить, лакействовать!

Мне приходилось видеть людей способных, талантливых, приезжавших сюда служить и бежавших отсюда, сломя голову:

— Не могу! Я приехал делать дело. Я вижу ошибку и говорю: «ошибка». А мне отвечают: «Тс! Вы должны преклоняться! Вы должны находить всё гениальным. Ведь это вот чья мысль! По нашему ведомству не может быть ошибок. Мы непогрешимы и верными шагами ведём к блестящему будущему». Я говорю: «Дело, господа, в действительности обстоит вовсе не так, как вы думаете, а вот как!» Мне отвечают: «Тс! Ни слова! Дело должно обстоять так-то и так-то. Не противоречьте!» Я бегу, я не умею достаточно быть лакеем.

Мне приходилось слышать от журналистов, бежавших без оглядки из редакций, где они работали:

— Да разве там можно высказывать свои мнения? Там требуется говорить, что угодно хозяевам и департаментским вдохновителям газеты!

Это во всех областях.

Нигде на искусство «потрафлять» нет такого спроса, как в Петербурге. И что удивительного, что в области театра лакеи, для которых «потрафлять» — профессия, имеют наибольший успех?

Я вовсе не хочу петь дифирамбов покойным Сетову или Лентовскому.

В то время, как они держали летние театры в Петербурге, они, конечно, находились в двоюродном родстве с богинями драмы и музыки. Драма и музыка приходились им только «кузинами по оперетке». Но они были в родстве с искусством.