Читать «Убит по собственному желанию» онлайн - страница 107

Алексей Викторович Макеев

– Что вы знали?

– Что вы над моими представлениями раздумываете, голову над ними ломаете. Если бы вы знали, Лев Иванович, сколько удовольствия это мне доставляло! Нет, вам, обычным людям, представить это невозможно. Вот ложусь я, допустим, спать. Но не засыпаю сразу, а думаю, как вы там собрались и гадаете: почему это он в одном случае крест нарисовал, а в другом записку оставил? И как он эту записку получил? Вот представлю себе эти ваши размышления – и так мне сладко!

– Сладко, а не страшно? Ведь вы знали, что по вашему следу идут оперативники, что вот-вот найдут, и последует наказание – неужели не страшно было?

– А вот представьте себе – нет, не страшно! – ответил Мельников. – Когда в первый раз убивал, тогда немного боязно было, это да. Ну а после второго, тем более после третьего раза я уже совсем не боялся. Все делал совершенно хладнокровно и думал только о том, чтобы все было исполнено в точности, как задумано. Так, а теперь у меня к вам будет вопрос. Не все же вам меня спрашивать, могу и я чем-то поинтересоваться. Ответите?

– Если это не мешает интересам следствия, почему же не ответить. Отвечу.

– Ах, Лев Иваныч, Лев Иваныч! – покачал головой Мельников. – Все об интересах следствия думаете. Какие вам еще интересы следствия? Кончились они для вас. В общем, надеюсь на вашу честность. Скажите, зачем вы перенесли нашу беседу в специальную комнату? Кто там за нами наблюдал? Что вы хотели установить?

– Что ж, скажу, – кивнул Гуров. – В той комнате за нами никто не наблюдал. Просто фотограф из числа криминалистов делал фото ваших ушей. Мы к тому времени располагали только одной фотографией подозреваемого, и на ней были видны лишь уши. Вот он их и сфотографировал. И ваше ухо оказалось таким же, что и у подозреваемого.

– И где же вы заполучили этот портрет моего уха? – поинтересовался пчеловод.

– На дворе возле железнодорожного вокзала. Вы там Угрюмова через тоннель вывели.

– Да, но я это место заранее проверил! Там никаких камер нет!

– Ошибаетесь, одна есть, – поправил его Гуров. – Когда вы вышли из тоннеля, она смотрела вам в спину, поэтому на записи вы и Угрюмов видны только со спины. И не весь вы, а одно ухо…

– Что ж, спасибо за откровенность, – криво усмехнулся Мельников. – Она вам зачтется. Может, и не заставлю вас прощальную записку писать…

– Вы упомянули о записках, – перебил его Лев. – Мы действительно не могли понять, как такие люди, как Конягин и Угрюмов, могли написать подобные тексты. Не расскажете?

– Почему бы не рассказать? Ведь эта информация умрет вместе с вами, никуда она не попадет. Отгадка здесь очень простая – боль. Боль или страх этой боли. Вот начну я вас, Лев Иваныч, на части резать, вы сразу поймете своих предшественников. Люди боятся не столько смерти, сколько боли. Многое готовы сделать, чтобы ее избежать. Наш смелый журналист, к примеру, как выяснилось, терпеть не мог никаких насекомых. Я это выяснил, еще когда в парке за ним наблюдал – как он шмелей, совсем уж безобидных созданий, от себя отгоняет. Тогда я и понял, чем его пронять можно. Как вы помните, Угрюмова я убивал как раз летом – в самое золотое время для пчеловода. У меня на пасеке летом сплошной гул стоит, дышать трудно – столько пчел в воздухе. Ну, я его и подвел к улью, показал, что могу туда головой засунуть. Сразу стал как шелковый, все согласился изобразить. Слушайте, Лев Иваныч! Может, вы тоже у меня какой-нибудь текст напишете? Ну, например, такой: «Всех этих людей убили я и мой друг…» Как там фамилия вашего друга, который меня первым допрашивал? – И Мельников снова расхохотался, довольный своей шуткой. Он вообще был радостно возбужден, довольство из него прямо сочилось.