Читать «Прана» онлайн - страница 9

Сергей Соловьев

Майка на нем – как продырявленный воздух над полем после стихнувшей битвы.

Впереди он, за ним Ксения с ладонью на мутящемся животе, чуть согнувшись от резей, и за красным светофором ее рюкзака – я, полутороногий.

Комната. Лысая лампа с мигающим светом на жилистом шнуре из вспоротого потолка. Мятые глинобитные стены. Косо припавшая к склизкому полу кровать, без белья, с прожженной дырой в полосатом матраце. Дверь, поскользнувшаяся в петле, подергивающаяся, полуживая.

За ней – выход, скользящий к пропасти, без огражденья.

На кромке – будка туалета с боковым, на уровне груди, вентильным краном для душа. Двери нет, в будке – человек в одежде, на корточках, обняв голову, под открытым краном.

Ксения распластана на кровати, лицом в матрац, излучиной, у дыры.

На стене – насекомое, похожее на раздавленный нежно-красный куст; выплетается из себя, прорастая.

Темнеет. Лампа мигает, как глухонемой, все настойчивей. К выходу, которого нет.

Чувство такое, будто отсюда не выбраться. Никогда. Все, как мокрая скользкая глина, плывет. Под ногой, под рукой, нежно-красная, под хрусталиком глаза, под плывущей кроватью во вспышках икающей лампы, под Ксенией, в ней, между нами, во мне.

На вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко, – бормотал я, выхрамывая из катакомб на дорогу – пустынную, мертвую. Да и ей ведь не больше, чем на ушко, на одно только слово. Ты…

И топорщится нить, препираясь, и мигающий свет, и ни пальцев, ни губ. На игольное только ушко.

Нельзя, – бессмысленно повторял я, вглядываясь в смеркающийся горизонт дороги, – нельзя, – этому глинобитному небу, – нельзя, – этому глиняному ребенку в груди, – нельзя так…

Ангел, а кто ж еще, шел по дороге. Ангел, закутанный в хлам машины.

И подобрал нас.

Ласточкино гнездо ашрама. Во внутреннем дворике – два бассейна: мужской и женский, наполненных целебным кипятком, текущим из расселины в скале. И тишь. И тонкий полумесяц над ашрамом.

Один сижу – на кромке, с ногой – одной, опущенной в бассейн. Мужской.

Окно наше горит за спиной, само себе, и никого за ним. Ксения переметывается во тьме от дерева к дереву. Живот.

В соседней комнате – кореянка возраста робко зацветшей веточки, еще влажной от удивленья. Штопает что-то. Видела нас в Ришикеше.

Хозяин – рослый жилистый садху с конским седым хвостом, перехваченным на затылке оранжевой резинкой. Лежит на скамье внизу, у кухни. Черные бабочки глаз, замедленные до незренья; сводит – разводит.

Ледяной лен постели. Рука ее тянется к выключателю. Спиной к спине.

Тишь. Чуткая голая узкоколейка позвоночников.

Глава вторая

В Гонготри, где обрывается дорога и до первой капли Ганга остается

15 км тропы к леднику, мы добрались лишь на закате.

Закатный опал семитысячников, идущих в затылок в Непал. Ганг, стиснутый скалами, мутный, гремучий. Бумажная деревушка в два переулка с часовней, раскрашенных детской нетвердой рукой. Роенье паломников. Перезвон колокольцев. Пошли прогуляться.

Он сидел на корточках на шатком камне у бурного переката, и брызги заливали его поднятое к небу лицо. Голубино-фиолетовый с каким-то витражным отсветом тюрбан и такой же халат, подпоясанный черным поясом и подоткнутый под босые пятки. Ладони – на уровне груди – открыты, будто держит незримую книгу. И – голос, перекрывающий поток, на нечеловеческой ноте, на умонепостижимом запасе дыханья, направленный под скользящим углом и как бы с подкруткою в небо, и переходящий на рваном последнем дыханьи в невыносимо пронзительный птичий – не сполох, не крик и не техканье, не… – будто сердце выклевывал и отплевывал паклями крови с резким взвизгом и кваком – туда, в одну точку над пиками гор, над их зубчато-битым стеклом.