Читать «Там избы ждут на курьих ножках...» онлайн - страница 32

— Несправедливая какая-то… — задумалась надолго Манька. — Неправильная она, не сложилась.

— Неправильной жизни не бывает! — не согласился незнакомец. — Она или есть, или ее нет, — твердо произнес он.

— Тогда я неправильная… — задумчиво проговорила Манька, отгрызая себе ноготь. — А Дьявол… Дьявол не стал бы со мной разговаривать… Кто я такая?! Тогда кто же обращаются из человека с грязными словами? — заинтересовалась она, задумавшись.

Дьявол и к Йесе обращался так же… Что сказал, что ответил — описали, а как выглядел? Любка с любопытством взглянула на незнакомца, начиная сомневаться, что перед нею не Дьявол. Получается, бесы внутрь человека залазили, которых незнакомец посылал? Ужас! Она невольно напугалась, посматривая на незнакомца с опаской — да и кто бы не напугался?!

— Бесы — произведение человека, но они не всегда грязно ругаются. Иногда очень даже мило беседуют, обнимая человека. А может, Дьявола уже и нет! — подсказал незнакомец, прищурившись и наклонив голову. — Спаситель же устоял, одержал верх, получил власть — и сразу всех сделал счастливыми?! Справедливо судит, ушла неправда с земли… Вот ты, оскотинилась — и перестал тебя любить! И денег нет, и счастья нет, и любви… А была бы человеком…

Любка почувствовала, что незнакомец снова задел ее за живое.

— Может быть… — покачала она головой, уставившись в пространство перед собой. — Он почему-то меня еще в детстве не полюбил. Наш кузнец… господин Упыреев, говорит, что я не умею грешить… осознанно… А разве так можно?

Краснея, Манька вдруг поймала себя на мысли, что не меньше других боится быть уличенной в порочащей связи. От Дьявола открещивались, его побаивались, одержимые Дьяволом становились объектом пристального рассмотрения, причем выставляли его в невыгодном свете, а еще раньше людей сжигали заживо.

— Но Дьявол… Но ведь он же нечистый! Вы, безусловно, не можете быть Дьяволом!

— А ты — чистая? Ногти грязные, голова в соплях, волосы войлоком…

Незнакомец осуждающе улыбнулся во весь рот своих белоснежных зубов, поправил черный, какой-то уж слишком до глубокой чистоты незапятнанный плащ-накидку с капюшоном. Он тихо струился на плечах незнакомца, как крылья, и стелился позади. Внутренняя сторона плаща оказалась красной, как кровь. Под плащом он одет был просто: строгая рубашка с воротом, с глубокими отворотами, с золотыми запонками и пуговицами. Цвет ее менялся от красного до черного. Там, где рубашка оставалась без плаща, она становилась черной, в тени была красной. Черные узкие брюки, перетянутые кожаным ремешком с золотой пряжкой, кожаные черные туфли, начищенные до блеска. Теперь обеими руками он упирался на лакированную трость красного дерева.

И весь он был какой-то холеный, но не существующий.

Манька взглядом проверила его ногти, чистенькие, обточенные, кожа на руках мягкая, бархатная, как у ребенка… Если они есть. И волосы… Черные, волнистые, слегка развевались, хотя и ветра-то не было, и вроде не заканчивались, а уходили в пространство — концами становились прозрачнее и переставали существовать… И глаза — тихий ужас! Бездна… И не слепые, в глубине горел огонь, только далеко-далеко…