Читать «Левая политика. Россия, Украина, Новороссия» онлайн - страница 71

Турецкую Порту меньше всего интересовало внутреннее устройство

Молдавии, её судопроизводство, право «казнить и миловать», способы взимания налогов, особенности населения и даже его вероисповедание. Всё это было внутренним делом господаря и бояр. Главное, что интересовало Стамбул, — внешняя политика, «вопросы войны и мира»

— и тут переходить красные линии для Молдавии было смерти подобно. Последний, кто это рискнул сделать, был одним из самых надёжных и доверенных представителей Порты

— Дмитрий Кантемир, тем не менее заключивший тайный договор с Россией о переходе страны под длань русского императора. Но «Прутский похода» Петра Первого в 1711 году завершился провалом. Россия не приобрела Молдовы, потеряла Азов, зато сам Дмитрий Кантемир стал первым русским учёным, получившим звание члена Берлинской Академии наук.

После этого Турция прекратила «демократические эксперименты» с избранием молдавских господарей. Их стали в Молдавию присылать прямо из Стамбула, в основном из аристократического и купеческого греческого квартала Фанар. И уже надолго под властью «фанариотов» Молдавия оставалась просто маленькой и совсем уже не гордой. Хотя и тут всё оказалось «не слава Аллаху»! Спустя 110 лет потомственный фанариот, внук и сын господарей и по совместительству русский генерал Александр Ипсиланти поднимает восстание за независимость Молдавии, Валахии и Греции. Несмотря на то, что это восстание было подавлено, а сам Ипсиланти был заключён в тюрьму, именно это событие (16 марта 1821 г) считается началом греческой революции, завершившейся через девять лет обретением Грецией независимости от Турции.

В России давно сложилось своё отношение к Молдавии, ещё с начала XIX века. Общий рефрен всех оценок — воровская, мракобесная власть и добрый, покладистый, терпеливый, но очень несчастный народ. Столь нелицеприятные формулировки можно отыскать в записках Свиньина, Накко, Савицкого, Вигеля, Гартинга, Вельтмана, то есть отборных русских сановников и аристократов, вдруг сделавшихся на бессарабско-молдавской почве чуть ли не карбонариями. Вот, что пишет о молдавской элите начала XIX века отнюдь не славившийся заметным вольнодумством Павел Петрович Свиньин, первый издатель «Отечественных записок»: «Система молдавского правительства, основанная на коварстве, грабительстве и насилии, имела величайшее влияние на характер бояр молдавских. Не полагая, чтоб качества сии были у них врождённы, должно признаться, что вообще они весьма искательны, горды перед низшими и низки пред теми, кто их выше; корыстолюбие не почитается у них пороком и все способы к обогащению для них святы и возможны».

Критический запал русских аристократов в отношении молдавского боярства не ограничивался лишь утрированным цивилизационным снобизмом, едкими комментариями и мемуарами. В условиях, когда в течение нескольких столетий единственным Западом для Молдавии оставалась Турция, крепостническая Россия отметилась в Молдавии в качестве главного вестернизатора, экспортёра западных традиций и гражданских свобод — от французской моды и французских школ до законодательства. Никакого экспорта «самобытных» русских традиций из гремучей смеси «самодержавия, православия и народности»! Напротив, для завоевания авторитета на Балканах, для упрочения симпатий среди молдаван и валахов Россия не чурается использования прямо противоположной, по сути враждебной идеологической триады — Liberté, égalité, fraternité. В отличие от Турции, Россия игнорирует мнение молдавских «аристократических, боярских» элит и всё больше работает через их голову, непосредственно с населением. Достаточно упомянуть о миссии графа Павла Дмитриевича Киселёва, который в статусе командующего российских войск в Валахии и Молдавии, в период всамделишной «николаевской реакции» сумел разработать и внедрить в этих странах самые настоящие конституции. То есть именно то, что невозможно было помыслить для самой России, за что можно было отправиться в Сибирь вослед декабристам, русское самодержавие, повинуясь странной логике «двойных стандартов», утверждало в Молдавии и Валахии. Конституции назывались «органическими регламентами», и в них предусматривалось — и разделение властей, и наделение землёй безземельных батраков, и введение парламентского правления. Цыгане вообще получали права «личности», о которых русские крепостные из какой-нибудь Орловской губернии в это время могли лишь мечтать. И все эти нововведения проводились Киселёвым не только в напряжённой полемике с собственным правительством, но и с местной боярской элитой. «Я один должен защищать этих беззащитных людей против олигархии, жадной и буйной», — писал Киселёв в 1837 году.