Читать «Дело Кравченко» онлайн - страница 27

Нина Николаевна Берберова

Это заявление свидетеля производит известное впечатление: из этих слов следует, что Кан и «Лэттр Франсэз» обвиняют Кравченко в совершенно различных вещах.

Изар: Вы не сражались во время войны?

Кан: Нет. Я был полезнее, как журналист. Я разоблачал фашистов, я…

Председатель: Покороче, пожалуйста. Мы уже поняли.

Изар: Надо ли так понять ваши слова, что цель русских в Америке — заставить власть закрыть коммунистическую партию?

Кан: Не только ее, но и все вообще прогрессивные партии.

Мэтр Изар читает показания Кравченко в комиссии по расследованию антиамериканских действий. Из этих показаний явствует, что Кравченко совершенно не считает нужным запрещение американской компартии.

Далее мэтр Изар приводит статью из «Дэйли Уоркера» (коммунистическая газета) от 1939 г., из которой следует, что американские коммунисты были изоляционистами. «Янки не придут к вам.» — писалось там в обращении к воюющей Европе. — «Мы не поможем вам никак!»

Кан: Я не отвечаю за эту газету.

Изар: Что вы думаете о последней резолюции Коминформа?

Но Кан, не отвечая на вопрос, снова пускается в рассуждения об американских фашистах.

— Я желаю вам, — говорит ему мэтр Изар. — вернуться домой благополучно и нежно взглянуть по приезде в Нью-Йорк на статую Свободы!

Тогда встает мэтр Нордманн и спрашивает Кравченко, почему он в Америке не начал этого процесса в свое время, когда о нем коммунисты писали, что книга не его.

Кравченко: Во-первых — у меня не было тогда денег. Это стоит очень дорого. Во-вторых, компартия Америки так ничтожна, что не стоит и бороться против неё. Во Франции же компартия очень сильна, и тут-то и надо ее разоблачать.

Нордманн (иронически): Она насчитывает 33 процента населения.

Изар: Но ведь мы тоже представляем две трети!

Что русскому здорово, то немцу — смерть

Второй свидетель защиты — депутат английского парламента Цилиакум. Он был в России в 1918 году, в 1931, 1936 и, наконец, в 1947, когда беседовал «три часа с Молотовым и два часа со Сталиным». Он считает, что все, что было сделано советской властью, было необходимо. Все мероприятия удались, все идет к лучшему, а если и были «преувеличения», то без них невозможно.

Цилиакус принадлежит к тем иностранцам, которые считают, что Россия до 1917 года пребывала в средних веках, что при царях во всех войнах ее били, что народ — темный, страна — отсталая, и что хоть и много в ней достижений за последние 30 лет, однако, далеко ей до Англии. Конечно, европеец бы не выдержал такого режима, но русский человек выдержать может очень многое, и потому, собственно, волноваться особенно не надо. Книга Кравченко — лживая, все в ней преувеличено или искажено.

— Коллективизация была полезна, — говорит флегматически Цилиакус. — Беспорядки всегда бывали. Сталин говорил мне лично, что хочет жить со всеми в мире. Жизнь русских, конечно, трудна, но они идут к светлому будущему и лет через тридцать эволюционируют. Там иные, чем у нас, концепции…

Мэтр Изар нападает сразу со всех сторон: выясняется, что о Коминформе свидетель «думает без энтузиазма», что Черчилля считает «виновником войны», что 3 февраля он будет выступать в Париже на коммунистическом митинге «Кравченко против Франции», что во время итальянских выборов он поддерживал социалиста Ненни, который был за объединение с коммунистами.