Читать «История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага» онлайн - страница 268

Уильям Мейкпис Теккерей

Глава XXXVI,

в которой Лев появляется в городе и в деревне

Да будет нам позволено пропустить в жизнеописании мистера Артура Пенденниса несколько месяцев, заполненных событиями более интересными и волнующими для него самого, чем для читателей этой повести.

В предыдущей главе мы оставили его прочно ступившим на путь профессионального писателя, или литературного поденщика, как предпочитал называть себя и своего друга мистер Уорингтон; а мы ведь знаем, как однообразна жизнь любого поденщика - будь то в литературе или в юриспруденции, в сельском приходе, в полку или в конторе купца, - и как скучно ее описывать. Слишком уж один день похож на другой. Ради хлеба насущного литератору, так же как и всякому другому труженику, часто приходится работать в спешке, против воли, во вред здоровью, превозмогая лень или отвращение к тому делу, на которое его заставляют тратить силы. Когда Пегаса используют для заработка (а тот, кому нечего продать, бывает к этому вынужден), тогда прощай, поэзия и высокие взлеты! Теперь Пегас взлетает уже только как воздушный шар мистера Грина - в заранее назначенное время и после того как зрители уплатили деньги. Пегас трусит в упряжке по булыжной мостовой, таща подводу или карету. Пегас, бывает, тяжело носит боками, и ноги у него дрожат, а возница еще нет-нет да и огреет его кнутом.

Однако не будем чрезмерно сокрушаться о бедном Пегасе. На каком бы основании именно этому животному, в отличие от других богом созданных тварей, не нести свою долю тягот, трудов и болезней? Если Пегаса бьют, так обычно бьют за дело; и я со своей стороны, так же как мой друг Джордж Уорингтон, решительно не согласен с теми сердобольными людьми, которые не прочь выдвинуть теорию, что, мол, писатель, "талант", должен быть избавлен от нудных обязанностей нашей повседневной жизни, что нельзя заставлять его, как прочих смертных, честно работать и платить налоги.

Итак, газета "Пэл-Мэл" была учреждена, и Пен, получив признание как бойкий, остроумный и забавный критик, стал из недели в неделю трудиться над отзывами о новых книгах, и писал он свои статьи, хоть порой и не в меру бойко, но честно, и в полную меру своих способностей. Мы допускаем, что престарелый историк, посвятивший четверть века труду, с которым наш легкомысленный критик считал возможным расправиться, посидев два дня в библиотеке Британского музея, получал на страницах "Пэл-Мэл" не вполне справедливую оценку; или что поэт, который долго отделывал свои сонеты и оды, прежде чем счел их пригодными для публики и для славы, бывал обижен, когда мистер Пен в каких-нибудь тридцати строках выговаривал ему таким тоном, словно был судьей в парике, а автор - ничтожным, дрожащим просителем. Горько жаловались на него актеры, с которыми он, вероятно, ж вправду бывал чересчур суров. Но особенных бед он все же не натворил. Сейчас, как известно, положение изменилось; но в то время у нас было так мало подлинно великих историков, поэтов и актеров, что едва ли хоть один из них прошел перед критическим судом Пена. Те, кому доставалось от него по затылку, в большинстве случаев того заслуживали, но и судья был не лучше и не умнее подсудимых, которым выносил приговор, да он и не обольщался на сей счет. У Пена было сильно развито чувство юмора и справедливости, а стало быть, он не ценил свои произведения слишком высоко; к тому же за плечом у него всегда стоял Уорингтон, безжалостно сбивавший с него спесь и обходившийся с Пеном куда строже, чем сам он обходился с теми, кто представал перед его литературным судом.