Читать «След Мнемозины» онлайн - страница 10
Олег Константинович Романчук
Служительница Истины, презрев опасность, подъехала к Мусейону, где чуть ли не ежедневно на протяжении многих лет высевала в человеческие сердца и души зерна Добра, Знаний и Мудрости.
Колесница остановилась на краю площади, не в силах пробиться сквозь плотную массу людей. Воспользовавшись секундной растерянностью враждебно настроенной толпы, Гипатия властно подняла руку вверх, готовясь говорить с обманутыми, настроенными против нее людьми…
Гиероклу показалось, что он видит, как тихим, спокойным сиянием лучатся добрые глаза Учительницы. Словно в волшебном сне, развеваются на ветру ее длинные, изумительно прекрасные волосы. Юноше вспомнились слова, сказанные однажды Гипатией, когда она, после ожесточенной схватки с александрийским епископом Кириллом, задумчивая и уставшая, сидела на берегу моря, что-то напряженно выискивая глазами на грани земной тверди и горизонта. Тихо сказала Гиероклу: "Может, это и есть высшая мудрость — умереть за свет…"
Заметив встревоженный взгляд ученика, ласково улыбнулась: "А тебе, Гиерокл, еще жить и жить…"
— Богохульница! Любовница дьявола! — вдруг завизжал чей-то противный надтреснутый голос.
Гиерокл узнал его. Кричал его недавний знакомый, монах Аммоний, подавая сигнал к убийству. Услышав его, обезумевшая толпа устремилась к колеснице. Тысячи рук с растопыренными пальцами, словно щупальца гигантского спрута, угрожающе потянулись к женщине в белом, которая прекрасной мраморной статуей возвышалась среди разбушевавшегося моря ярости и ненависти.
Что-то произошло… Видимо, пораженные этим спокойствием и презрением люди, словно натолкнувшись на невидимую преграду, остановились и уже через мгновение готовы были откатиться назад, как новый град проклятий, густо замешанных на звериной ненависти, которую изрыгали заводилы, спровоцировала толпу к непоправимому:
— Хватайте ее!..
В центре толпы взметнулась волосатая рука размахивавшая деревянным крестом — символом новой веры. С грубой бранью озверевшие фанатики сорвали белоснежную одежду с прекрасного тела Гипатии. С ревом и неистовыми проклятиями они потащили свою жертву к Цезариуму — церкви на берегу моря, и там с животной яростью острыми устричными ракушками сдирали с нее кожу и плоть, и с криками радости бросали в огонь. А вокруг бесновалась толпа обманутых и одураченных людей, которые наивно верили, что наказывают Зло.
До позднего вечера продолжалась кровавая оргия, не стихал человеческий рев. Пьяные монахи, бродяги, самые последние александрийские головорезы, получив вознаграждение за службу Всевышнему, толпами слонялись по улицам города, выкрикивая устрашающие угрозы в адрес тех, кто вздумает выступить против.
…Под утро, когда даже самые выносливые пьяницы забылись неспокойным сном, по берегу моря шли двое: юноша и степенный мужчина — Гиерокл и префект Орест. В немой скорби они остановились возле еще теплого пепла, тщетно пытаясь усмотреть в нем останки той, которая, еще совсем недавно, была для одного из них Учительницей, для второго — просто любимою женщиной, а для большинства — Мудростью. Даже для врагов.