Читать «Немилая жена» онлайн - страница 7

Сергей Терентьевич Семенов

И стал я похаживать в тот дом, где эта молодуха была. Посматриваю на нее, любуюсь, а в душе моей все больше и больше страсть разгорается. Стал я с ней шуточками перекидываться, а случится, где наедине встречу, заигрывать начну. Только не поддавалась она заигрыванию. Один раз так меня осадила, что я всякую охоту потерял. И перестал я с этих пор к ним в дом ходить …

"И зачем,- думаю я,- я к бабе пристаю? Ну, хоть и подговорю я ее со мной связаться, так что ж из этого выйдет-то? Видаться тайно нужно, дрожать всякий раз, как бы не увидал кто. Грех один! Нет. Вот хорошо бы было, если бы у меня жена такая была,- вот тогда бы я счастлив был".

Только об этом и думал я. Дело ль делаю, без дела ль сижу,- все одно в голове.

IX

Видит Федосья, что все задумчив я, и тоже стала грустить; догадывалась баба, что она мне не по сердцу пришлась. Еще с самого начала примечала она это, все, должно быть, думала, что привыкну я к ней, поласковее буду. Но дальше – больше … и все холоднее и холоднее стал с ней. Видит баба – дело не радует, затосковала.

Стала и она угрюмая и молчаливая, в избе сидит – слова не проронит, а на улицу пойдет – молча стоит. Другие бабы смеются, тараторят меж собой, а моя стоит как оплеванная. За это еще пуще невзлюбил я ее.

Один раз в праздник как-то сидел я у одного приятеля.

Просидел я часа два и пошел домой. Вхожу я в избу и вижу – матушки нет в избе, а сидит одна Федосья, грустная такая, на глазах слезы блестят. Видно, плакала она. Стал я спрашивать ее:

– Что это ты такая?

– Какая такая? – говорит она.

– Да грустная-то. Глаза заплаканы. О чем ты?

– Так, ни о чем,- говорит Федосья, а сама усмехнуться старается.

– Ну как так ни о чем, а я не вижу словно? О чем- нибудь да плакала?

Припала Федосья ко мне на грудь и говорит:

– Да вот гляжу я на тебя, вижу, что ты невеселый все ходишь, ну и грустно мне стало …

Засмеялся я.

– Чего ж,- говорю,- тебе груститься-то, дура этакая? Что тебе до того, что я невеселый?

– Как что мне? Знаю я, отчего ты невеселый-то такой …

– Отчего?

– А оттого, что не по душе я пришлась тебе,- вот отчего.

Нахмурился я, ничего не сказал.

Вздохнула Федосья, заплакала и заговорила:

– Милый ты мой, сошлись мы с тобой не на радость, не на счастье. Как только нам будет век прожить?

– Как-нибудь проживем,- сказал я,- что ж делать, нужно привыкать.

– Привыкать? А каково привыкать-то? Ох, уж лучше умереть бы!

Опять засмеялся я и говорю:

– Так что ж, кто тебя держит? Вон возьми вожжи да и … А то в воду нырни; нынче прорубь большая… по крайней мере, меня-то развяжешь.

Взглянула на меня Федосья и ничего не сказала, только тяжело вздохнула. И стала она с этих пор еще грустнее и задумчивее; в разговорах разве только что спросишь, ну, ответит, а сама никогда ничего не заведет.

Стала она худеть: в один месяц лицо опало, словно после болезни какой. Гляжу я на нее, вижу, что она еще дурнее делается,- и противнее мне становится.

X

Мясоед к концу подходит,- мало веселился я за праздники. Не до веселья мне было, когда на сердце темная ночь лежала. И все чернее думы мои становились. Взбрели мне на ум уж такие мысли: стал я подумывать, как бы мне с Федосьей развязаться.