Читать «Сны курильщика» онлайн - страница 3

ВОПЛИ В КОЛЫБЕЛИ КОНТРРЕВОЛЮЦИИ

Мы такие очаровательные иногда. Бабулька в 28‑м автобусе не поспела сойти на своей остановке. Она шипит и каркает: «Чтоб вы все сдохли! Чтоб вы сами все подохли!» — и расставляет локти, будто жабры. У бабульки пальто в грязи, лицо как сырое мясо и Ниагара изо рта; и дурной жидкий глаз, залепленный тугим красным веком, уставился прямо на меня. Так и едем вместе долгих пять минут: пять минут она желает мне, только что вошедшему и не имеющему к ее проблемам ни малейшего отношения, подохнуть. Так получилось — автобус переполнен, мы прижаты к дверям. Ударить или одернуть ее нельзя — она старая; пожалеть нельзя — она страшная; остается дожидаться, пока она (сдохнет первой) сойдет на первой остановке…

Есть такая категория людей — пенсы. Это отнюдь не все пенсионеры, и даже не обязательно люди, получающие пенсию, — это просто преклонного возраста шпана, отвязанное старичье, самые свободные люди в нашем городе и в нашей стране. Трогательная парочка пожилых супругов, делящаяся своими интимными переживаниями через головы пассажиров трамвая; въедливые старички в супермаркетах, третирующие продавщиц, доводящие их, вышколенных девочек с полупрофессиональной улыбкой и лаковыми ноготками, до вполне советской истерики; пьяный нищий у церкви, рашпилем протыкающий печень не подавшему милостыню парню в норковой шапке: это все один тип людей, отрывающихся на полную катушку, потому что терять–то нечего. Свобода! Кто же урезонит старичка, вот этот дядек с дубинкой, затянутый в синее, выпрыгнувший из голливудского кино? Дядек меня урезонит, вас; а пенсам подавай милиционера их юности, подтянутого, представительного, чистенького, козыряющего:

— Будьте добры в Сибирь на тридцать лет…

Спешу на деловую встречу, поймал машину. Дед за рулем говорлив (пенсы не стесняясь демонстрируют свободное владение русским языком, включая татарский мат), любит Лебедя, надеется на него:

— Он порядок наведет, киоскеров этих сраных разгонит…

Ехать долго, не отвечать — неудобно (еще меня за киоскера сочтет), и я затеял дискуссию. Мол, Лебедь, конечно, великий человек, но киоскеры–то почему не люди? Кому они мешают? Любую мелочь в любое время суток подошел и купил — это что, плохо? И заработки их вполне сравнимы с заработком автоизвозчика, и труд не менее тяжелый…

Не убедил я его. Бесполезно. Знаете, к Диогену подошел один такой настырный древний грек и говорит: «Вот, говорят, что ты мудрец. А убеди меня в чем–нибудь!» На что Диоген так ответил: «Да если б я мог тебя убедить, то убедил бы повеситься!»

И, в общем, Бог бы с ним. У нас, как еще шутят некоторые, свободная страна, каждый имеет право на свое мнение. Так–то оно так, но «свое мнение» — это еще и голос избирателя. Пенсы — это избиратели: это, мать его, электорат, большая часть электората. Как они решат — так и будет. А они решают вовсе не по законам логики и здравого смысла: в их бюллетенях расписываются, говоря ТВ-языком, «Гордость и Предубеждение», а попроще — Злоба и Предрассудок. И, согласно злобе и предрассудкам, те, кто успел вскочить на свой поезд (или сойти на своей остановке); те, кто не нуждается в поддержке «народных масс», те, кто живет более насыщенной, более яркой жизнью, полны сил, талантливы — заведомо в черном списке. Пенсы в 1991‑м избрали Президентом Ельцина — из ненависти к Москве, видя в нем милиционера своей юности. Ельцин теперь и сам пенс, его телевизионные интервью ужасны: начинает фразу вроде бы нормальный человек, заканчивает же — окопный психопат, судорожно сжимающий не то костыль, не то плечо пресс–секретаря. Ему хочется уступить место в трамвае.