Читать «После десятого класса» онлайн - страница 45

Гитлеровцы мечтали не только уничтожить все население города, не только сровнять его с землей, но и изменить местность в том районе до неузнаваемости, чтобы ничто не напоминало о существовании города человеческого разума.

В начале ноября 1941 года враг захватил город Тихвин.

С потерей Тихвина Ленинград лишился последней железной дороги, связывающей побережье Ладоги с Вологдой. И в это время в городе оставалось хлеба всего на 9     10 дней.

Уже со 2 сентября Лснгорисполком был вынужден сократить норму выдачи хлеба населению. Через 10 дней последовало второе сокращение. Рабочие стали получать 500 граммов, служащие и дети — 300, а иждивенцы 250 граммов хлеба в день. В хлеб добавлял-сч овес, солод, хлопковый жмых и... целлюлоза.

20 ноября норма выдачи упала для рабочих до 250 граммов, для всех остальных категорий — до 125 граммов сырой зеленовато-серой массы, именуемой хлебом.

В районе маленького древнего городка Тихвина решалась судьба Ленинграда. К 6 декабря воинские гм и население менее чем за месяц проложили обходной же автодорожный путь длиною в 200 километров, но пользоваться им пришлось лишь несколько дней. По снегу, по незамерзшим болотам 4-я армия пошла на штурм Тихвина. В бой двинулись спешно сформированные из населения части, получившие старое русское название народного ополчения. Утром 10 декабря Тихвин был освобожден. К 24 декабря была очищена железная дорога Тихвин — Волхов.

За провал операции по взятию Ленинграда командующий группой армий «Север» фельдмаршал фон Лееб, отличившийся еще при прорыве линии Мажино, был снят. На его место гитлеровская ставка назначила генерал-полковника фон Кюхлера. Но и это не помогло. Город стоял и боролся. Радио сухо сообщало в эфир: «На Ленинградском фронте без перемен».

8

Полгода в земле живем.

Летит за снарядом снаряд.

За нами, за домом дом,

Раскинулся Ленинград.

Мы не устали в борьбе,

И отдых не нужен нам.

Махорки бы пачки две И хлеба бы... килограмм.

Нуждою не тронешь нас,

Коль каждый к победе рос.

И даже слезы из глаз Не выдавит этот мороз.

Секрет безмолвен и тих,

Он глаз не сомкнет до утра,

Белея в халатах своих,

На фронт идут снайпера.

Рождается день в пальбе Сквозь мутную неба синь.

Мы пушки везем на себе,

Для танков копя бензин.

Ударь же, мороз, холодней,

Как нож, отточи пургу.

Весь ужас осадных дней Сторицей вернем врагу.

Почему я пишу стихи? Не знаю. Хочется. На батарее осталось по одиннадцать снарядов на ствол. Когда привезут — неизвестно. Теперь нечего беспокоиться о том, что подвернутые внутрь ящиков петли выдавят вмятины на гильзах. Хотя в ответ на мою докладную записку командир дивизиона издал строжайший приказ не подвертывать петли у снарядных ящиков, орудийные номера горько усмехались: «Все это ясно, но вот ящиков мало».

...Вдруг меня вызвали к телефону. Звонил ноль-пя-тый «Эльбруса». Я не знал ни «Эльбруса», ни ноль-пя-того.

— Товарищ Бирюков?

Что отвечать? По телефону я ноль-третий «Облака». II голос незнакомый. Но ответил: