Читать «Мемуарр» онлайн - страница 30

Анатолий Найман

М а г н и т о ф о н (каркающим голосом). Аушвиц! Аушвиц!

Б р е ж н е в. Прага, Прага! Ты же наш человек. Как ты могла, Злата?

М а г н и т о ф о н (каркающим голосом). Сталин-град! Сталин-град!

А в г у с т. Смерть – малюта. Ма-аленькая.

П у т и н. Смерть – валюта. Но-овенькая.

Б р е ж н е в. Смерть – кремлевская стена.

Х р у щ е в. Новодевичий.

Б р е ж н е в. Кремль и стена – одна сатана.

М а й я. Смерть – медицина. И плохая и хорошая.

А н д р о п о в. Министерство здравоохранения.

Е л ь ц и н. Четвертое управление.

А в г у с т. Майечка, смерть – не медицина. Смерть – химия. Может, что-то еще. Но что химия, во всяком случае бесспорно и гарантировано. Худшая из химий. Сами реагенты гниют, гниль подгнивает, подтекает, каплет, пухнет, и кошмарненький дух.

Н и о б е я. Смерть желания.

Т и г р а н. Ну в этом роде. Триумф импотенции.

А в г у с т. Единственное, чего я от нее жду, – это что все наконец узнаю.

В а л е р и й. Смерть – самозабвение истории.

В и т а л и й. История самозабвения.

С в е т л а н а. Смерть – демонстрация. Демонстрация всего, что не она.

Я р о с л а в. Смерть – мемуар. Всего, что никогда никому ничем никак. Rien du tout. Never ever. Мяумуар.

С в е т л а н а. Ммееемуар. Меммуарр. Муомар.

К о р н е й. Миллиард ниагар.

В и к т у а р. То есть власть. Смерть – власть. Абсолют власти. Апогей власти.

А в г у с т. Не наоборот? Не власть – смерть? Все наконец узнаю. Не в том смысле, что знание получу, а что перестану метаться в желании узнавать. Я чищу зубы пастой “Бленд-а-мед” “кора дуба”. Я надеюсь, что мне откроется, чтбо они называли корой дуба и клали ли это в состав или и думать не думали, а только писали так на тюбике, и эта надпись и была дуб и его кора.

Пауза.

А в г у с т. Прощаюсь… Прощаю… Праща… (Умирает.)

М а й я. Безвозвратно. Но ведь уже в возрасте. Признбаем. Под семьдесят. Еще двадцать – и девяносто.

В и к т у а р. Ты права, Майя-колбатоно. Я знал одного. Ему было сто. Десять таких – и тысячелетие России.

Пауза.

К о р н е й (стянув с груди на лицо майку с изображением черепа и костей).

Проклятьем связанные числа -

ничто, абсурд. Вся суть в проклятье.

Ведь если тела нет, нет смысла

в на плечиках висящем платье.

За что меня? Тебя? За что нас?

В котором слове или деле

вина, что казнью сделан тонус

мышц в распадающемся теле?

Сто пять на семьдесят. Недавно.

Полста назад. Когда на третье,

на сладкое распяли фавна

на праздничной линейке дети.

Белок – плюс-минус шесть-и-девять.

Железо – ноль. Россия – тройка.

И только два – телесность. Лебедь.

Вся жизнь – число. Вся – неустойка.

Проклятье!…

Все (кто-то произносит первый, за ним вразнобой). Дуба. Дуба. Дуба. (После всплеска пауза, и снова.) И его кора… его кора… кора.

Н и о б е я (держа сбоку от лица маску Сталина – так что непонятно, кто из них говорит). Невозможный народ. Все. Безвольные, ничего сделать не можете. Оставить вас в покое – все рушится. Мне один умный человек сказал: единственный метод сделать из вас что-то новое и настоящее – раскрошить. Сделать гипс. Глину. И потом лепить. Всех обвиняю в преступлении. Несовершённом. Издаю закон: всем встать на голову. Стоять полчаса в полдень. Это обеспечит всеобщее выживание. Все должны бояться. Бояться всего. Полная деморализация. Тогда наступит царство небесное.